– Нормально, жива-здорова.

– Хорошо, – повторил Марк, и на этот раз лицо его действительно стало чуть добрее. – Ладно. А теперь давай с самого начала подробно, о том, как здесь оказался, и вдвое подробнее о том как…, – он кивнул на ноги Кирилла, – как исцелился.

Кирилл рассказал. На этот раз, не утаивая ничего: о происшествии в Полоцке, дурацком расследовании, которое привело его в Минск, а дальше на больничную койку. О байках Кастета, о его рассказе про Сибирь и смерть их отца, Ковалёва-старшего (в этот момент Марк стал мрачнее тучи), о странном напитке, распалившем его чувства к Веронике, о кошмарной сделке, которую он заключил, чтобы её спасти. Марк не перебивал, молча всматриваясь в раскалённые угли костра, разведённого возле его личного шалаша. Остальные гладиаторы держались поодаль. Один раз к ним приблизился Оселок, но перехватив тяжёлый взгляд своего предводителя, поспешил удалиться к другим кострам.

Кирилл продолжал. Во время рассказа о путешествии с шайкой фальшивых артистов, Марк заинтересованно кивал головой. Заметно напрягся, когда Кирилл рассказал о серебристом потоке, которого тот сперва коснулся, а потом вдохнул.

– Как ты догадался? – впервые перебил Кирилла брат.

– О чём?

– Вдохнуть его.

– Так сказал фокусник.

– Кто?

– Кейри Тель. Он прибился к нашему каравану. Ты знаешь, а он говорил на нашем языке! А ещё, он говорил… что встречался с людьми из нашего мира. Ты знаешь его?

– Возможно… – Марк подбросил в костёр несколько веток. – Что было дальше?

– Дальше? – Кирилл нахмурился. – Какая-то чертовщина. На караван напали. Бандиты, превратившиеся в каких-то чудовищ, какая-то мерзкая жижа со щупальцами… Я плохо помню… Вероника кричала, и они отступали, а я… я бил эту дрянь цепью… А потом… потом не помню.

Они помолчали, глядя, как языки огня, встрепенувшись, принялись лизать сухие ветки, выросли, полыхнули вверх, с треском выпустив в небо, покрытое неизвестными на Земле созвездиями, сноп искр.

– Скажи, как ты узнал, где я?

– Почувствовал, – чуть заметно усмехнулся Марк.

– Как тогда, за гаражами?

– Да, как тогда.

– Хорошо, – кивнул Кирилл. – Теперь твоя очередь.

Несколько минут Марк молчал, всматриваясь в угли, которые, казалось, ожили. Они переливались, ярко мерцая от малейшего дуновения ветерка, становясь то кроваво-красными, то ослепительно оранжевыми. Жар, накопленный в глубине толстых поленьев, жадно ловил любое движение воздуха, нетерпеливо облизываясь небольшими язычками пламени, то тут, то там пробивающимися между углей. Готовый к такой паузе, Кирилл потянулся к кучке сухих дров, сложенной рядом и, выбрав полено средней толщины, бросил его в костёр. Тот на мгновение потемнел, притаился, словно хищник, оценивающий силу внезапно появившегося противника, а потом моментально ярко вспыхнул, обхватив огненными щупальцами сухое дерево. В углях громко треснуло, и костёр выплюнул новую порцию искр, рассыпавшуюся над ними огненной гроздью. Кирилл, подняв голову, проследил за огоньками, которые, прогорев и превратившись в практически невесомые хлопья золы, медленно опадали на землю.

– Это было третьего июля, – Марк сдул с плеча сгоревшие крошки и отмахнулся от одной, ещё пылающей. – Ты тогда ещё не захотел идти смотреть салют, помнишь?

Кирилл молча кивнул, слегка улыбнувшись. Вообще, салюты ему нравились, но в тот день он и вправду отказался. По телеку шёл Форт Боярд, а променять любимое телешоу на какой-то там салют он никогда бы не согласился, тем более что из окна было и так всё хорошо видно.

– Я уже возвращался домой, когда этот рыжий подкатил. Спросил, я ли Марк Ковалёв. А потом, – Марк на секунду закусил губу, – потом передал привет… от отца.