Кирилл хрюкнул. Он чувствовал, что стремительно пьянеет.

– А потом…

– Все, хватит, – Кирилл махнул рукой, и от этого чуть не свалился с кровати.

– Нет, ты послушай! А потом, конечно, если бы я мог выбирать… Короче, я хотел бы, чтобы это был бой. Настоящий. И не с пистолетами-автоматами, а на мечах. Да! – голос Кастета преобразился, стал ровным и громким, куда-то исчезла «приблатненная» гнусавость. Одним резким движением он спрыгнул с кровати. – Стать в первой линии вместе с гастатами, сомкнуть щиты единой стеной, сжать рукоять римского гладиуса так, чтобы пальцы хрустели! Не дрогнуть ни одним мускулом, когда толпа грязных варваров в вонючих шкурах вывалит из леса, хохотать во все горло прямо в их раскрашенные рожи, выдержать первый натиск, не отступив ни на шаг – ни от их ударов, ни от их вони. А потом – шаг вперед и удар мечом! Шаг вперед и еще удар! Еще! И еще!!!

Кирилл затаил дыхание. Кастет преобразился. Губы его кривились от самой настоящей ненависти, в глазах полыхало пламя.

– Резать, колоть эту мразь! Разорвать строй, вырваться вперед и рубить направо и налево! Сеять смерть, хохоча и рыдая, умыться их кровью, поливая своей кровью землю и их вонючие трупы. Сойтись один на один с их главарем и вырвать зубами его мерзкое горло, пока его грязные дружки будут резать мне спину! – Кастет выпрямился, гордо вздернув подбородок. – Увидеть лица братьев по оружию, несущих меня на щитах навстречу закату, – две слезы скатились по его рябым щекам, – Уснуть с улыбкой и ждать следующей жизни, надеясь, что буду помнить предыдущую!

Ровный свет луны заливал палату. Сверчки за окном оглушительно стрекотали, с завидным упрямством пытаясь переорать друг друга. Где-то вдалеке завыла собака. Кастет угрюмо молчал, глядя в окно. Кирилл, пораженный эмоциональным монологом соседа, не спешил прерывать затянувшуюся паузу. Он то сосредоточенно вглядывался в потолок, то резко переводил взгляд на стены, которые, он мог бы поклясться, внезапно стали кружиться. Стоило ему поднять глаза вверх, и стены начинали ползти слева направо, закручиваясь спиралью. Но едва Кирилл опускал взгляд вниз, пытаясь проследить движение, все тут же становилось на свои места. И так бессчетное количество раз. Его замутило. Кастет встал с кровати и пошел к умывальнику. Открыв кран, быстро умылся, громко фыркая и отплевываясь, утерся рукавом.

– Ну, – он закрыл воду и вернулся в кровать, – а ты что скажешь?

– Я? – Кирилл в очередной раз «остановил» вращение стен. – Что сказать?

– Как бы ты хотел прожить свой последний день?

– Ну, я как-то не думал об этом…

– Так подумай. Я же рассказал тебе о себе.

– Ну не знаю… Может быть просто в кровати. Через много-много лет, в окружении детей и внуков…

– Да ладно! – хмыкнул Кастет.

– А что такого?

– Ты что, не понимаешь? Это же край! Черта, за которой нет больше ничего! И возможность сделать все, что угодно в последний раз. Все то, чего боялся или стеснялся. Никто не попрекнет тебя после. И жалеть ни о чем не придется, разве только о том, что не сделаешь чего-то. Ну? Как?

– Да не знаю я. Все равно.

– Херня! – рявкнул тощий так неожиданно, что Кирилл вздрогнул. – Не будь тряпкой!

– Знаешь, что? – разозлился Кирилл. – Может быть, ты не заметил, но я немного ограничен в возможностях и вряд ли смогу погибнуть с героическими спецэффектами!

– Херня!!! – Кастет оскалился, стиснув кулаки. – Я говорю про мечту, а ты тут скулишь про какие-то возможности-невозможности! Забудь нахрен об этом, скажи, что бы ты хотел! Хоте-е-е-л!!!

– Что бы хотел? – Кирилл резко сел и повернулся лицом к соседу. – Хочешь знать? Пожалуйста! Я бы хотел выйти из леса, сжимая копье. Окинуть взглядом бесчисленные легионы, ощетинившиеся мечами. Отыскать среди тысяч лиц, трусливо скрывающихся за щитами, одно единственное и уже не сводить с него глаз. А потом броситься вперед, крича во все горло. Прыгнуть на строй легионеров, ударив обеими ногами в щиты, пробить брешь в их строе, ворваться внутрь их фаланги и устроить там кровавую баню! – Кирилл уже почти орал, глядя Кастету прямо в глаза. – А потом сойтись в схватке с тем самым уродом и насадить его на копье, словно на вертел, да еще и повернуть несколько раз так, чтобы этот мудак никогда больше не увидел никакого заката! Ну как тебе мой последний день? Нравится?!