– Он тебя не трогал? – спрашивал волнительно он, поднимая чистой рукой её подбородок, направляя её взгляд в свои глаза. – Только скажи, я его убью…


***


Выйдя из транса, девушка посмотрела в окно. Они ехали между одноэтажных разваливающихся домиков. Она не узнавала эти места. Она открыла рот, чтобы задать вопрос.

– Это сюрприз. – Начал с серьезным видом говорить Гена. – Помнишь ту старушку, которая отказывалась продать участок?

Надя кивнула.

– Я, наконец, – он хищно улыбнулся, – уговорил её! – Он засмеялся.

Девушка с умилением посмотрела на него, наклонив голову. Они заехали на участок с домиком синего цвета. На нём был цветущий огород. Гена открыл ей дверь и повел её за руку. Он подвел её к пеньку и поставил её ладонь на него.

– Чего ты делаешь? – спросила она с недоумением.

В тот же момент её взгляд зацепило что-то у входа в теплицу. Она повернула голову в ту сторону. Её улыбка слетела с лица. На пороге в теплицу лежала бабушка. Надя могла видеть, что её кожа на лице разорвана. Из щеки торчат куски плоти. В деснах что-то двигалось. Опарыши цвета яичного желтка ритмично пульсировали в них. Некоторые вылезали из-под кожи в частях щеки. Приглядевшись, можно было заметить куски костей челюсти. Мухи кружили вокруг затылка, из-за головы тянулся коричневый след. Неожиданно глаз старухи потек. Из него вместе с жижей полились опарыши.

Девушку потянуло к земле от головокружения. Как вдруг по её кисти ударил молоток. Разнесся безличный крик. Звук будто потряс все стёкла в округе, заглушая глухие удары, вбивающие гвоздь в пень. Горло разрывалось от боли. Рука на пне походила на кисть, нарисованную сюрреалистом. По щекам стекали слёзы, воздух в легких кончился. Девушка перестала что-либо чувствовать. Её взгляд фиксировался на пне. Вдруг. Она попыталась развернуться и ударить существо рядом свободной рукой. По кулаку прилетел молоток. Послышался отвратительный хруст. Но Надя его не восприняла, в её ушах звенело. Виски были готовы взорваться. Болевой шок прошел. Резкое ощущение разорванности, давления и чрезмерного тепла из кисти ударило в голову. Вторая кисть прикоснулась к прикованной. Это касание только разожгло пожар боли. Абстрактный крик снова тряс стёкла, горло вновь разрывалось.

Вдруг на бицепс наложился жгут, болезненное давление новой волной прошлось по руке. Девушка почувствовала чье-то присутствие сзади и вдруг давление на второй руке. Такой же жгут. В размытом поле зрения появилась мужская сильная рука. Она схватила не прикованную кисть. За сжатием последовал отвратительный хруст. Девушка зашипела от боли. Она последовала взглядом за кистью. Её держал одной рукой Гена. Во второй был топор. Дыхание участилось сильнее. Сердце разрывало грудную клетку. Надя пыталась что-то кричать, но вырывался бессвязный хрип и стон, сопровождающийся резким жжением в горле. Удар. Топор разрывал плоть. Работал Гена умело, он бил по суставу. Девушка сквозь ушной звон слышала злобные возгласы мужа, которые не собирались в одну смысловую конструкцию: «Шлюха», «Всё я знаю», «Серёженька», «Шалава», «Мразь».

Блузка на груди была мокрая от смеси слез, слюны и соплей. Надежда издавала только хрип в попытках молить о пощаде. Геннадий только продолжал отделять руку. Неописуемая боль отключала мозг, в глазах всё размывалось и темнело. Последним силуэтом, который заметила девушка, был её муж, держащий предплечье за кисть, будто это его рыбный улов.

***

Девушка поднимала и опускала руки, чтобы наблюдать за тем, как края рукавов бледно-розовой водолазки не поднимаются вслед за плечом, а просто висят. На её и так заплаканных глазах наворачивались новые слезы. Муж посадил её на кухне, но зачем – она так и не поняла. Окружение размывалось от плача. Сбившееся дыхание стало входить в норму, в голове девушки заиграла музыка. Концерт для скрипки Мендельсона. Она погрузилась в свой выпускной концерт. Она видела перед собой дирижера, размахивающего руками, но более важно, что она чувствовала остроту струн на кончиках пальцев, холод и скольжение на ладони, державшей смычок. Её руки, словно волны, смещались вперед и назад, создавая очаровательную мелодию. Каждое движение создавало ноту, которая вливалась в море оркестра, создавая гармонию во весь зал. Даже тогда её видение было расплывчатым, она не была собой в тот момент, тогда она была слитой с эфиром, частью волнистого океана музыки. Её руки были гребнями создаваемых ею волн. Тогда она краем глаза уловила парня в помятом, несуразном смокинге, который, очевидно, был ему слишком большой. Образ этого юнца перемешивался со зрелым мужчиной, пленившим Надежду. Образовывался еще более несуразный и противный силуэт, от которого девушка рассмеялась сквозь слезы. Она попыталась вытереть глаза, но сначала не сориентировалась, почему она не дотягивается до глаз, а затем еще больше нагнулась и заревела. В голове мелькали все её концерты. Образы разных дирижеров, молодых и старых, подходивших пожимать ей руку как первой скрипке. Она вспоминала чувство остроты струн. Такое неприятное, когда она начала учиться играть, и такое родное, когда она потеряла всё. Она вспоминала скользкий холод смычка, который всегда её раздражал. Она вспоминала свои руки, превращавшиеся в гребни волн в океане музыки. Как вдруг раздался отвратительный пульсирующий скрежет.