Вечером, в тот день, когда над базой поднялся густой туман, он заметил, как Паулин возвращалась поздно. Одна. С запачканным подолом. Она шла странно – не испуганно, не уверенно. Почти… голодно.

Он отступил в тень и сделал пометку на пергаменте:

«Нестабильна. Возможно, непредсказуема. Альвескард не контролирует её полностью».

С этого дня он стал охотиться уже не за Лирхт. А за её реакциями.

Два дня спустя Матиас вышел на улицу, когда один из младших офицеров сообщил о вечернем обходе в восточном секторе. Ночь выдалась тихой, но воздух был напряжён, как перед грозой.

Он заметил Лирхт и Паулин в арке склада. Она что-то говорила тихо, почти шептала, он отвечал коротко. При этом Лирхт стоял ближе, чем позволительно. Глаза Паулин блестели, в лице – злость, растерянность и то самое… внутреннее пламя.

Матиас, оставаясь в тени, наблюдал. Он бросил фразу рядовому:

– Интересный расклад, да?

– Кто? – не понял тот.

– Командир и новая. Слишком громкие взгляды, слишком тихие разговоры.

И когда на следующее утро в столовой кто-то пустил слух о "любовнице Лирхт", Матиас не стал говорить, откуда это пошло. Он просто отметил реакцию. Особенно Паулин.

Резкий разворот головы. Прикус губы. Напряжение в плечах. Он знал: она услышала. Значит, он нащупал слабое место.

Теперь оставалось только нажать.

С вечера база погрузилась в напряжённое, неестественное молчание. Погода выдалась глухой, ветер почти стих, оставляя после себя тягучую духоту. Офицеры разошлись по казарменным секторам, патрули сменялись как по часам. Всё выглядело спокойно – но Паулин чувствовала, как под кожей что-то ползёт. Как будто сама атмосфера знала: грядёт нечто, чего нельзя будет замолчать.

Ранее днём, проходя мимо командного балкона, она краем глаза уловила знакомые цвета. Зелёный. Изумрудный, переливающийся. Знамя Бернсайд. Или его тень. Не могла быть уверена – но сердце сжалось. Они здесь. За кем?

– Они нашли меня, – шепнула она себе.

Грудь сдавило. Сердце рванулось – и тут же ушло в пятки. Её дыхание стало рваным, паническим. Перед глазами вспыхнули образы: холодный тронный зал, приказы, заговоры. Она судорожно схватилась за косяк и зажмурилась. Бред. Наверное. Или нет.

К ночи она пошла в оружейный зал. Просто проверить баланс. Просто… держать в руках что-то острое. Уверенность возвращалась только с металлом.

Но у стены, будто из тени, вышел Лирхт. Он не носил парадной формы. Только тёмный, сдержанный костюм, и перчатки, запах которых Паулин знала слишком хорошо.

– Ты избегала меня, – сказал он, не спрашивая.

Паулин сжала рукоять меча сильнее, чем нужно.

– Я занималась делом. Как и велено.

Он подошёл ближе. Пауза. Взгляд – пронизывающий.

– Ты думаешь, это всё – совпадение? Что тебя оставили рядом только потому, что ты хороша в спарринге?

– Я знаю, что я инструмент, – ответила она резко. – Но хотя бы не декорация. Пока.

– Пока? – Он усмехнулся. – Ты хоть понимаешь, во что втянулась?

Она сделала шаг назад. Он – шаг вперёд.

– Хочешь снова сбежать? Или сломаться здесь, как тогда в снегу? Или, может, хочешь, чтобы тебя снова «пожалели»? – Его голос звучал насмешливо, но под ним что-то дрожало. – Скажи, Паулин, понравилось? Или ты ещё не решила?

Её щёки вспыхнули. Глаза – как сталь.

– Ты… – Она не договорила. Слова застряли в горле.

– Я дал тебе выбор. Но ты решила, что можешь управлять. Что победила. – Он сделал жест рукой, будто подчеркивая абсурдность.

– Потому что впервые почувствовала, что жива. – сорвалось с неё. – Пусть даже на миг. Пусть даже в тебе.

Молчание. Он смотрел. Она – дышала тяжело. И в этот момент он сделал то, чего не ожидала: резким движением схватил её за руку и притянул ближе.