Необходимо было выгрузить облучённые высокоактивные урановые «блочки» из реактора и только после этого приступить к ремонту. Для этого, согласно технологической схеме, облучённые «блочки» требовалось протолкнуть в расположенное под реактором специальное помещение, откуда они должны были направляться на переработку. Из-за крайне высокой радиоактивности извлечённых из «активной зоны» «блочков» транспортировку предполагалось осуществлять без участия людей. Но, поскольку другой партии урановых «блочков», готовых для загрузки в «активную зону» после ремонта в то время приготовить не успели, руководством проекта было принято решение сохранить облучённые в реакторе высокоактивные «блочки», чтобы после ремонта загрузить их обратно.

По оценке ведущего специалиста атомного проекта Ю. Б. Харитона, для проведения полноценного ремонта реактора в нормальных условиях требовалось не менее одного года. Таким временем на ремонт реактора руководство атомного проекта не располагало, поэтому было принято решение о проведении «ускоренного» ремонта. «Ускорение» ремонтных работ было достигнуто благодаря извлечению облученных «блочков» вверх – в помещение центрального зала реактора с последующей их загрузкой после окончания работ обратно в «активную зону». Всего было извлечено, а затем помещено обратно 39.000 урановых «блочков». Эта операция привела к переоблучению всего мужского персонала объекта, привлечённого к работе. В то же время такой способ ремонта позволил уже 26 марта 1949 г. начать вывод реактора на проектную мощность (Круглов, 1994). То есть вместо двенадцати месяцев ремонт был закончен за два месяца.

Кстати, Ж. А. Медведев считает, что на этих работах неизбежно должен был использоваться труд заключённых. Прямых упоминаний об этом найти не удалось, однако он считает, что переоблучение работников было слишком велико, если бы им не помогали заключённые. Едва ли руководители атомного проекта были готовы пожертвовать всем персоналом единственного в то время реактора на «Маяке». Проверенных спецслужбами и подготовленных для этого секретного дела людей, как и злополучные урановые «блочки», заменить было нечем (Медведев, частное сообщение, 2000).

Неприятности продолжались ещё несколько лет. Одной из главных проблем оставалось застревание облучённых «блочков» в каналах «активной зоны» реактора, после чего их приходилось проталкивать вниз для разгрузки специальным металлическим стержнем – «пешнёй» или «шуровкой» длиной около 25 м и диаметром 32 мм. Трое рабочих, склонившись над каналом из которого било жёсткое излучение, работали «пешнёй» – проталкивая вниз застрявшие свежеоблучённые «блочки» (Круглов, 1994).

Другой проблемой была транспортировка контейнеров с облучёнными «блочками» от реактора на радиохимический завод. Теоретически, она должна была осуществляться без участия людей, но в реальных условиях тележки с «блочками» нередко застревали и рабочим приходилось спускаться под реактор и вручную устранять неисправности тележек, на которых лежало только что выгруженное из реактора облучённое топливо. В результате персонал получал очень высокие дозы облучения. Бывали и смертельные случаи. В первые годы работы реакторов более 32% персонала получили дозы от 100 до 400 бэр. У некоторых работников полученные дозы были гораздо больше (Круглов, 1993).

3.2.2. Борьба с «закозлением» на «реакторе А»

Как уже говорилось, наиболее частыми и опасными с радиационной точки зрения авариями на реакторах-наработчиках (особенно на первом из них – «реакторе А») было застревание тепловыделяющих стержней стержней с «блочками» в толще графита. Извлечь распухший стержень в соответствии с технологической схемой становилось невозможно и возникала опасность расплавления активной зоны. Называлась такая авария «козёл». Её последствия преодолевали разными способами – долбили канал длинным металлическим стержнем «шуровкой», высверливали образовавшийся сплав урана и алюминия с графитом с помощью буровых установок. Делалось всё вручную – разумеется, радиоактивной «грязи» вокруг было много. Тогда представление о влиянии радиации на организм человека имели лишь маститые учёные. Большинство же руководителей проекта и работников – от персонала нижнего звена до людей в генеральских погонах считали, что раз радиация не ощущается органами чувств, значит её нет.