Вопрос об этической стороне создания и применения атомного оружия неоднократно возникал в беседах Анатолия Яцкова с представителями прессы и научной интеллигенции. И атомный разведчик стал одним из первых, кто знакомился с результатами испытания первой в мире атомной бомбы в пустыне Аламагордо. Он не стоял на позиции кающегося грешника за свою работу «по атомному делу». Лицемерия в его отношении к бомбе не было и не могло быть. Ибо речь шла о выживании не только Страны Советов, но и российской государственности как таковой.
Ибо и через семьдесят лет после гибели Хиросимы и Нагасаки с их несколькими сотнями жителей человечество не остается равнодушным к «атомному холокосту». Эти атомные удары разделили мнение населения всех континентов на две архипротивоположные оценки: во всем мире общественность, правительства и целые страны отмечают 6 августа как День траура и скорби, а в США – как праздник овладения атомной бомбой и бомбардировки японских городов. И атомная бомба «Малыш» – для Хиросимы и «Толстяк» – для Нагасаки все еще остаются в Штатах «национальными героями».
Людьми планеты Земля атомная бомбардировка японских городов воспринимается как великий грех человечества перед погибшими в этом атомном аду. Но еще Иоанн Златоуст завещал: «Не страшен грех, страшно бесстыдство после греха». Над «сильными мира сего» в Америке витает этот атомный грех, как дамоклов меч с неизбежным их разящим результатом, если только…
И этот грех руководства и военных в США – в Белом доме, конгрессе, Госдепе и Пентагоне – все еще не притупил их ответственность перед человечеством. Наоборот, явно (и скрытно) окрылил в надежде решить «русский вопрос», как говорил президент Трумэн, с помощью «атомной дубинки».
Справка. Военный советник двух американских президентов – Франклина Рузвельта и Гарри Трумэна – адмирал Ли свидетельствовал:
«Мы потратили два миллиарда долларов на величайшую в истории авантюру – и победили… Эта многолетняя и дорогостоящая напряженная работа, в которой участвовали лучшие ученые страны и десятки тысяч рабочих, была самым надежно оберегаемым секретом всей войны… Однако американским военным, предвкушавшим, что факт “защиты секретов от русских” абсолютен, было временами весело от предвкушения последующего применения атомного оружия. В их среде родился афоризм: “Лучше ужасный конец, чем ужас без конца”. Само собой разумеется, “конец” предназначался для тех, кто испытает “их” атомную дубинку».
Почему такое неистовство? Для понимания этого следует возвратиться в 40-е годы…
В преддверии нападения Германии на Советский Союз начальник НТР и его сотрудники обратили внимание на два факта: с одной стороны, в научных журналах продолжалось полное замалчивание ядерной тематики, а тем не менее, с другой стороны, по линии разведки стали поступать сведения о повышенном внимании Запада, включая Германию, к проблеме ядерной физики и атомной энергии. Разведка получала информацию о работах нацистских ученых над созданием «сверхбомбы».
Историческая справка. На работу над «оружием будущего» инициативно обратил внимание ценный агент берлинской резидентуры Брайтенбах, сотрудник в гестапо Вилли Лемон. Он занимал весьма полезную для нашей разведки должность, фактически всепроникающую: ответственный за контрразведывательное обеспечение оборонной промышленности Германии.
В конце 1935 года Лемон присутствовал на проводимых инженером-конструктором фон Брауном испытаниях ракетной техники. Резидент переправил подробный письменный доклад агента в Центр. Информация поступила на высший уровень – к Сталину, Ворошилову, Тухачевскому и в РУ ГШ РККА. Перед Лемоном были поставлены вопросы, требующие уточнения, и на ряд из них он сумел найти ответы.