Дюбуа ошалел, явно не ожидая такого поворота событий. Возможно, он даже не заметил меня в толпе, будучи слишком увлеченным собой и разыгрываемым им спектаклем.

Я вышел и медленно снял с себя байкерскую куртку. Глаза застилала глухая ненависть к своего персональному врагу. Не знаю, что именно в тот момент меня подвигло, но назад пути уже не было.

– Ого!! Кого я вижу?! Малец Начо решил поиграться мускулами. Вырос никак из своих штанишек?

Я молчал, глядя ему в глаза.

– Друзья! Кто помнит малыша Начо, который три или четыре года назад был застигнут врасплох со спущенными штанами над журналом с голыми тетками?

Половина толпы промолчала. Что-то прокукарекали «шакалы» для поддержания боевого духа своего вождя. Я тотчас почуял настроение собравшихся. Мой неожиданный выход подействовал на всех словно холодный душ. Привыкшие к беспрекословному повиновению подростки растерялись, столь дерзкий вызов всеобщему лидеру стал для них вызовом на претензию на смену вожака.

– Антон, – ответил я спокойно, зная, как его это бесит, – здесь мало кого из тех, кто помнит про тот случай. А если и есть, то чего не бывает в детстве, не так ли? Кто не пялился на голых девиц, пусть первый кинет в меня камень!

Гробовое молчание было ответом. Дюбуа изменился в лице. Он моментально забыл о стоявшем поодаль несуразном чемпионе, полностью переключившись на меня. Также, как и я, он уловил грозное для него настроение толпы и лихорадочно стал пытаться вернуть его на свою чашу весов.

– Начо, ты уверен, что готов вписаться за этого слабака?

– Не был бы уверен, не вышел бы! Ты нарушил свои же правила, Антон! Ты не признал его победу, хотя никто не поставил его чемпионство под сомнение.

– А ты собираешься мне указывать?

– Именно! Потому что ты всех достал. Никому не нужен такой лидер как ты, который врет и не исполняет свои же правил.

– Ты уверен? – голос моего врага стал едким словно уксус.

– Господа! – вскрикнул я, обращаясь ко всем, – Я готов заступиться за своего друга Франциска. Дюбуа намеренно выбрал соперника слабее себя. Это не по-мужски, так что я готов занять место нашего чемпиона в этом поединке. Если я выиграю, то Франциск Канье станет безоговорочным и безусловным лидером гонки, а Дюбуа более не будет иметь к нему никаких претензий! Все согласны?

– Давай, Начо, жми!!! – прокричала часть толпы. Явно определилось, сколько примерно у кого сторонников. Я был подбодрен. Не так уж много фанатов имел Антон среди нашей молодёжи.

Антон вдруг безо всякого предупреждения бросился на меня. Моя речь ставила под сомнение его вождизм, и он явно не мог этого вынести. Мощный толчок в грудь чуть не сбил меня с ног.

Толпа мгновенно взорвалась воем и диким гиканьем. Извечная тяга к насилию, особенно публичному, получила свой выход. Как я и думал, разделилось всё примерно поровну. «Шакалы» конечно же, вылезли в первый ряд и вовсю стали улюлюкать, подзуживая меня всячески, отвлекая от поединка.

Я еле удержался на ногах. Впившись взглядом в соперника, я контролировал каждое его движение. Драться меня никто не учил, разве что отец иногда боксировал со мной во дворе, но сейчас было явно не до классики. Я понимал, что побежденный будет замордован до полусмерти.

Я чуял, что не в моих интересах нападать. Надо было беречь силы. Пусть он дергается. А мы спокойно будем отражать атаки, измотаем врага.

Ноги разъезжались по мокрому песку. «Шакалы» намеренно слепили мои глаза фарами от байков. Было паршиво, но я не был намерен сдаваться.

Несколько ударов его кулаком благополучно ушли в пустоту. Он скинул с себя куртку, оставшись в белой майке. Мой враг был выше и шире меня, мускулы перекатывались под его кожей, но я был более увертлив и ловок. Мы уже минут десять кружили друг возле друга, не нанеся еще по-настоящему серьезных ударов.