Я собрался и поехал, взяв с собой Франциска, который похоже, крайне тяготился своим положением непризнанного чемпионства и был бы рад скинуть с себя тяжкий груз незнакомого доселе ему лидерства.

В назначенный час десятки рычащих байков, освещая тьму лучами мощных фар, образовали на песке большой круг. Вокруг торопились пришедшие пешим ходом, пытаясь дотянуться взглядом через плечи стоявших мотоциклистов. Как-то так повелось, что владелец байка стоял в нашей юношеской иерархии выше нежели тот, кому родители не сумели подарить стального коня. Глупость, средневековье! Однако ж, так и было! Кавалерия всегда считала себя важнее и значимее простой пехоты.

Гремела музыка из принесенных кем-то колонок. Шум и гам далеко разносились по пляжу, черные кожаные куртки байкеров и отливающие серебром стальные каркасы мотоциклов создавали атмосферу ритуала мистического жертвоприношения. С океана дул неспешный осенний бриз. Низкие тучи скрывали луну, отдавая фарам наших байков сугубое право освещать творившееся сейчас.

Я и Франциск стояли во втором ряду, мой друг заметно нервничал, я как мог старался его подбодрить, сам заводясь от происходящего еще больше. Смутное ожидание тревоги щемило под сердцем, заставляя пересыхать слюну во рту.

Шли минуты, а Дюбуа не было. Толпа постепенно стала нервничать, раздались возгласы: «Чего мы все приперлись!!» и всё эдакого плана.

Явно в своих лучших традициях придавать всему театральный эффект Антон появился, когда вся молодёжь, изрядно разогретая пивом и ожиданием, стала уже горланить песни, а некоторые начали расходиться. Выехав прямо на середину круга по людскому коридору, услужливо созданному его «шакалами», на своем мощнейшем «харлее», он встал «на козла», нещадно буксуя задним колесом прибрежный песок, неистово ревя 135-сильным движком, немного жутковато смотрелся в свете десятков фар его кроваво красный кожаный костюм с рисунком нападающей акулы на спине.

Я поморщился. Мой многолетний соперник был в своем репертуаре. Просто выйти в круг он не мог. Необходимо было постоянно подпитывать толпу осознанием его исключительной маскулинности, дабы ни у кого даже не ворохнулась мысль, подвергающая сомнению его лидерство. Вновь почему-то навеяло ассоциации со средневековьем. Я огляделся по сторонам и обнял за плечи Франца, не раскисай, мол.

Покрасовавшись для проформы, Антон слез с байка, поставив его на паркинг. Поднял обе руки вверх. По неписаному закону нашего братства все умолкли. Слышался лишь рык байков и шелест набегаемых с Атлантики волн.

– Все вы в курсе, – начал он свою речь, явно тщательно спланированную за эти дни, – что на последней гонке у нас определился чемпион! Причем, такой которого мы никто и никогда не ожидали увидеть! – смешки в толпе, – Я бы очень хотел поприветствовать его здесь, перед всеми. Пусть он выйдет и покажет нам свое мужественное лицо. Аууу..! Выходи, дорогой друг!!

Все замерли. Я легонько подтолкнул Франца, иди, мол.

– Я рядом, – шепнул я тихонько, – если что, не дрейфь.

Он вышел в круг, озираясь по сторонам. Явно будучи не в своей тарелке, бедолага стал морщиться от яркого света фар. Встав на почтительном расстоянии от Дюбуа, он замер, переминаясь с ноги на ногу.

– А вот и наш чемпион! – возопил Антон, поднимая вверх руку, сжатую в кулак. Рев толпы был ему ответом.

– Что ж ты стоишь, словно не чемпион? Помаши нам рукой всем! Как тебя хоть звать, рыбак??

– Франциск Канье, – робко отвечал мой друг.

– Не сын ли того самого Канье, которого не берут ни в одну из наших славных артелей по причине беспробудного залития глаз?!