С печалью кто-то, кто-то – с облегченьем.
Теперь влачимся по ночам и дням,
Так незаметны, хоть и вездесущи…
За ради хлеба Евы дочерям
Гадаем мы на картах и на гуще.
И рады мы тому, что мы живем,
Что не гремим в преступные набаты,
Что будем жить, покамест не умрем,
Что на крестах мы скопом не распяты.
Но вот мы слышим тихие сперва,
Но ясные, знакомые вещанья —
Пророков новых новые слова,
Предтеч новейших новые воззванья.
И мы кричим, мы голосим им вслед
Нам божеством завещанные строки:
«В отечестве своем пророка нет!
Нам не нужны, вы слышите, пророки!»
Но этим людям просьбы не указ.
Горды в своем смирении убогом,
Глядят на нас, глядят они сквозь нас,
И говорят: «Вы с Кесарем. Мы с Богом».
Мы понимаем: мы – или никто,
И тащим их, отбрасывая талес,
К Голгофе и к крестам тем самым, что
Нас ждали столько лет – и вот дождались.
Тринадцать раз по три избив плетьми,
И на кресты вздевая их натужно,
«Мы с Кесарем! – кричим, – А ты возьми
Своё обратно, Боже! Нам не нужно!»

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ВОДЫ

Святой, истлевшей и старозаветной
Страницей первой, первою строкой,
Бессмертный Дух во пропасти бессветной
Над мной носился, темною водой.
Себя приняв за сердце и основу,
Я родила живое вещество
Комочком по Божественному Слову
Их хаоса движенья моего.
Жидка, двуводородна, однокисла,
Меж катаний людских, людских мытарств,
Текла я через Бытие и Числа,
По книге Иоиля, книге Царств,
Дождем чумы, чернилами закона
И кровью войн сквозь Ездру и Эсфирь,
Текла я песней песен Соломона,
Через Исайю, Судей и Псалтирь.
Стенами расступаясь, цепенея,
Чтоб пропустить евреев караван,
В Исхода день, по слову Моисея,
Смыкалась я над воплем египтян.
Священным меньшинством из легиона
Среди пока еще безгласных труб
Тянули меченосцы Гедеона
Меня с ладоней шестьюстами губ.
Полусыра, над почвой Палестины,
Летела смерть, уже полусуха,
На Голиафа шаром желтой глины,
Скрепленным мною в пальцах пастуха.
В водоворотах вечного прозренья
Ковался тихо с Миром рядом Меч,
И сорок два неспешных поколенья
Растила я пророков и предтеч.
И все сошлось по древней теореме
Одно тысячелетие спустя,
Когда перед волхвами в Вифлееме
Обмыли мной священное дитя.
Во время жатвы, помню и поныне,
Как иудейской теплою зимой
Под голос вопиющего в пустыне
Его крестила я сама собой.
И перед тем, как краткими словами
Он оторвал их от односельчан,
Во мне ловили старыми сетями
Андрей, Симон, Иаков, Иоанн.
В мирах обоих, явном и незримом,
Из корчащихся бьющихся людей
В пределах Завулона с Неффалимом
В меня ввергал он бесов и свиней.
В его устах спокойными словами
Наказ звучал, приказывал закон.
Я каменела под его ногами,
Когда по мне ступал спокойно он.
На Иерусалим, как из ушата,
Шел ливень жаб со мной напополам,
И я текла по Понтия Пилата
Холодным и трясущимся рукам.
А в будущем, все заданное сделав,
Как смертный гной из вспухшего свища,
Из мной самой назначенных пределов,
Я выйду в мир, свиваясь и хлеща.
И люди побегут, и скот заблеет.
Рожденные и мной, и из меня,
Всю Землю под копытами развеют
Четыре неподкованных коня.
Увижу семь смертей и семь зачатий,
Увижу меч и руку среди туч,
Семь ангелов откроют семь печатей,
И семь церквей возьмут из бездны ключ.
С кровавым ртом царица и блудница
Под зиккуратом затанцует вновь,
И Солнце станет словно власяница,
И диск луны – как спекшаяся кровь.
Весь мир, что я когда-то сотворила,
Сгниет в моей утробе соляной,
И снова будет так, как раньше было:
Слепая бездна с Духом надо мной.

НЕИЗВЕСТНЫЕ

Всё как всегда: сужается зрачок,
И жажда славы с гибельным исходом
Стрелой проходит прямо в мозжечок,
Пройдя под полушарий полусводом.
Покинув жен, детей, дома, страну,
Невест своих оставив у налоев,