– Как думаешь, что с нами сделают? – Девушка неожиданно поднялась.

– Не знаю, – задумался парень, пытаясь выбрать наиболее безобидную гипотезу из миллиона сложившихся в его голове в период столь долгого ожидания своей участи. – Наверно, спросят про этого Никифора, что мы о нем знаем.

– А потом?

– А потом отпустят, мы же ничего не сделали.

Удивленная Лия легла на бок и подперла рукой голову, чтобы лучше видеть парня. Теперь ее обрамленный золотым водопадом волнистых волос взгляд смотрел прямо вверх, на лицо товарища по многочисленным свалившимся на нее несчастьям.

– Ну да, конечно, не сделали. А этот мужчина с завода много чего криминального сделал?

– Он копал под какие-то запретные темы… – ответил Платон и, задумавшись, добавил: – Как и я.

– Вот именно. Мы так мило с ним побеседовали и столько всего узнали, что с нами могут теперь сделать все что угодно.

– Не думаю, что полиция на такое пойдет… – начал парень, но девушка его оборвала.

– Уж не знаю, насколько мирно прошла твоя жизнь, но у нас в детском доме очень часто бывали полицейские, после каждого проступка и мелкого хулиганства. И вот тогда эти бравые служители правопорядка показывали свое истинное отношение к тем, кого не считают честными и порядочными людьми. Они задерживали нас пачками, всех подряд, над девушками издевались, а парней избивали. Уж поверь мне на слово, стоит полицейским решить, что ты недостойный член общества или не разделяешь их политических взглядов, и вся их гуманность остается лишь в рапортах и выпусках новостей. Они могут быть… они обязательно будут беспощадными, только дай власть над человеком. Может, надежда и умирает последней, но их совесть – определенно первой.

Не дожидаясь ответа парня, Лия немного подтянулась на скамейке и положила голову на его теплое колено. Недостаточно мягкое, но уж получше твердого дерева, оно было приятнее для шеи и головы. Глаза девушки смотрели в сторону передней комнаты, на работающие экраны видеонаблюдения и торчащие из угла ноги двух людей в форме. Пытавшийся ответить что-то умное Платон почувствовал теплоту ее нежного тела, щекочущую мягкость волос и засмотрелся в голубые, будто космические под холодным светом, глаза. Его сердце снова забилось, а кровь отлила от головы. Никогда прежде в жизни ему не было так приятно. Вместо того чтобы дать умный ответ, он только улыбнулся как обреченный, но счастливый дурак.

После продолжительного отсутствия вернулся младший полицейский, обменялся несколькими растворяющимися в воздухе словами со старшим товарищем, а затем занял его место. Начальник, наоборот, пошел в сторону выхода и загремел входной дверью вновь исказив идущий от магазина монотонный гул. Во второй раз за все пребывание в заключении сменился импровизированный караул, но что это значило, понять было невозможно.

Молодые люди уже приготовились вновь коротать пустоту своего внесистемного пребывания в скрытой от всего мира клетке, как на пороге между двумя комнатами появился молодой человек в выглаженной синей полицейской форме. Его черные глаза внимательно осматривали каждый угол камеры, тонкая кожа лица не двигалась из-за напряжения мышц, а в длинных руках он держал одну малоизвестную книгу, не вызвавшую ни единой мысли у Лии, как и у большинства видевших ее издалека людей. Но Платона вид обложки с черным поездом на голубом с оливковым отливом фоне буквально ввел в ступор. Старый роман с объяснением произошедшего сто кругов солнца назад обещал парню пролить свет на все нестыковки истории, но также мог и подвести своего владельца под тюремное заключение или нечто подобное случившемуся с Никитиным аккурат в этой камере бесконечно малое количество пространства назад. Под внимательным взглядом полицейского Платон едва не выдал горестную эмоцию по поводу этой книги из-за того, что не забыл ее дома или не спрятал в машине. С момента второго приступа Лии он таскал эту драгоценность с собой, словно черную метку. Пытаясь не выдать ужаса, он едва заметно сглотнул, почувствовав, как пересохло горло.