Вместе с ним в опасное путешествие отправились главный оратор «Единения и прогресса» Омер Наджи и уже успевшие прославиться своей любовью к приключениям и сумасбродными планами Сапанджали Хаккы и Якуб Джемиль.

И Рауф был весьма удивлен, увидев его в столь странной для него компании.

– Да, – пожал плечами Кемаль, – в свое время мы были очень дружны с Омером, и мне всегда нравилось беседовать с ним. Но это совсем не значит, что я разделяю идеи прибывших вместе со мной людей, и вынужден путешествовать вместе с ними только волею обстоятельств…

В Александрии Кемаль заболел и лег в госпиталь.

Поправился он быстро и вместе с друзьями детства Нури и Фуадом Булджой отправился в Ливию.

Но как только они попытались перейти границу, их задержал отряд под предводительством египетских офицеров.

Положение было серьезным, и перебить в песках пусть и отчаянных, но малочисленных турок для вооруженных с ног до головы арабов не составляло ни малейшего труда.

И тогда Кемаль сам перешел в наступление.

– В чем дело? – без тени смущения спросил он. – Почему нас не пускают дальше? Разве это не территория Османской империи?

Покоренные спокойствием этого голубоглазого человека и его властным тоном арабы с некоторым смущением заявили, что границы изменены и теперь эта земля принадлежит Египту.

Но Кемаль и не подумал отступать и стал взывать к… религиозным чувствам своих собратьев по религии, пустив в ход все свое недюжинное красноречие.

Неужели верные слуги Аллаха, с непередаваемым пафосом вопрошал он, не пропустят своих собратьев сражаться с неверными?

А может, они желают победы гяурам?

Как тут же выяснилось, арабы вовсе не желали победы неверным и отпустили путников на все четыре стороны, от всей души пожелав победы.

Более того, им дали пищу и ценившуюся в пустыне на вес золота воду.

И, тем не менее, путешествие едва не закончилось для Кемаля и его друзей трагически, поскольку уже очень скоро они попали в жесточайшую песчаную бурю, которая чуть было не стоила им жизни.

Да и путь через раскаленные пески, где глоток воды воспринимался как величайший подарок судьбы, здоровья им не прибавил.

Но когда, обгоревшие дочерна и умирающие от жажды, они все же добрались до места назначения и представились Энверу, тот приветливо поздоровался со всеми и поздравил Кемаля с присвоением ему майорского звания.

Уже на следующий день Кемаль получил боевое крещение и с честью вышел из него.

Отбив атаки итальянцев, он начал свои знаменитые сражения… с Энвером, который повел себя так, словно находился в своей собственной вотчине.

С чем, принимая во внимание его близость к султану, никто и не думал спорить.

Кроме Кемаля.

Да, он не мог отказать Энверу в личной храбрости, и он был незаменим там, где были нужны решительность и личное мужество.

Но на настоящей войне этих чисто солдатских качеств было мало, необходимых для нее знаний у Энвера не было, и Кемаль быстро разочаровался в «герое революции».

Военачальником он и на самом деле оказался неважным и в своих по большей части авантюрных планах надеялся куда больше на порыв, нежели на понимание обстановки и тонкий расчет.

Ослепленный революционными успехами, он видел только то, что хотел видеть, и именно отсюда вытекала вся его тактика – тактика скорее мечтателя, нежели полководца, и авантюриста, нежели штабного работника.

И напрасно Кемаль пытался убедить Энвера в том, что они слишком слабы для того, чтобы выбить итальянцев из их укрепленных пунктов, и его ставка на арабов несостоятельна.

Энвер был уверен в обратном.

Он то и дело бросал в бой малочисленные османские гарнизоны, и его совершенно не волновала бессмысленная гибель вверенных ему солдат.