– Погляди. Что ж.

Мальчуган вытащил удочку из воды и, найдя крючок пустым, заговорил еще важнее.

– Вон оно, по-моему, и есть! Это что ж за уженье? Эдак, дедушка… и водяного не поймаешь! – пробурчал он.

Белоус замахнулся, мальчуган отклонился от него в сторону и заорал визгливо:

– Не буду. Ей-Богу, не буду!

Он взял червяка из разбитого горшочка, который стоял около Белоуса, и стал нацеплять его на крючок. Червяк извивался и скользил…

– Ишь, вертится! Ишь, вертится! Не любишь этого…

– Кому это полюбится! – заговорил Белоус. – Дакась вот тебя пропорят так-то. Вот как хивинцы на кол православных сажают. Тож и червяку. Тварь Божия.

– На кол. Как, на кол?.. Нешто можно сидеть на колу?

– Затем, Гаврюк, и сажают, что нельзя. А кабы можно было на ем сидеть, так и не сажали бы.

– Ты сидел, что ль, дедушка?..

– Нетути. Зачем. Бог миловал. Я просто в полоне был у них… Полгода в арыке сидел! – прихвастнул Белоус.

– А много ты, дедушка, походов делал?

– Много. Счет потерял. И на немца, и на хивинца, и на турку, и на крымцев! – сочинял дед.

– Это вот Алим-то наш откуда?

– Да. И Алим оттуда. Город у них – Бахчисарай звать, где их хан проживает, людоед, и сто стов жен имеет.

– Зачем?

– Что зачем?

– А жен-то столько? Сто стов? Шутка!

– А стало быть, девок, что ль, много, девать некуда. Или тоже – закон такой.

– Это под затылком, что ль?

– Чего? Чего под затылком?

– Закон? Стало, здесь вот? – вымолвил Гаврюк, закинув руки за спину и показывая себе на шею.

– И чего ты брешешь, щенок.

– Да как же, дедушка. Сказывал атаман вчера, что коли долго Петрынь не едет, стало, его словил воевода… И, стало, ему по закону голову отрубят…

Белоус рассмеялся весело и стал толково разъяснять, что такое закон.

– Понял, глупая голова?

Гаврюк потряс курчавой головой.

– Где ж ее боле рубить! Коли рубить, то, знамо дело, на шее альбо пополам перерубить… А атаман сказывал: по закону. А ты вон совсем околесную понес…

– Дурень ты, дурень… То тело человеческое, а то закон! – начал было опять Белоус вразумительно, но вдруг увидел запрыгавший поплавок и, схватив удочку, потащил рыбу мимо баркаса на берег.

– У-у, здоровая… Окунь…

Скоро рыба прыгала уже на песке, а Гаврюк ловил ее и старался изо всех сил удержать в руках. Большой окунь, сияя и блестя на солнце, бился, хлестал мальчугана по животу и широко разевал пасть.

– Давай. Не справишься! Упустим еще…

Старик и Гаврюк общими силами отцепили рыбу от крючка и бросили в кадушку с водой. Рыба плеснула раза два, всполошила остальную засыпавшую рыбу и стихла.

Старик весело закинул удочку и снова начал свои любимые россказни про походы. Мальчуган слушал, изредка переспрашивая.

– Тогда я был не то, что вот ныне… Солдат был, а не беглая собака, царю служил. А ныне вот на разбойников служи. Рыбу им лови… Да не сгруби командиру, теперь бы дома был.

И старик без умолку болтал и привирал, будто себя тешил. Вскоре мальчугану надоело сидеть над удочкой, и он собрался уходить.

– Прискучило? Ну, ступай. Где тебе ловить!

– Дедушка, ты мне ввечеру дудку сделаешь? Я камышинку припасу. Найду хорошую. Сделаешь?

– Ладно. Только махонькую. За большой возни много, – отозвался дед.

Отойдя от старика вверх на несколько шагов, Гаврюк остановился и вдруг крикнул с пригорка, как если бы забыл что:

– Дедушка! Дедушка?

– Чего? – быстро обернулся Белоус.

– Правда, ты водяного поймал? – рассмеялся мальчуган.

– Ах ты, поганец! Скажи на милость. Ну, постой. Я те ужотка…

Мальчуган запрыгал, громко хохоча, и пустился бежать к поселку.

– От земли не видать… – заворчал старик. – А уж озорной! Ему скоро и в разбой пора.