Что и сделал Тимур, женившись на дочери хана Казагана, которую звали Сарай-Мульк-хатун.

Титул “гурган” также считался в высшей степени почетным, предметом гордости того, кто его носил.

“Великий эмир” и “гурган” – в большинстве средневековых хроник имени Тимура сопутствуют именно эти два титула.

Следует отметить и то обстоятельство, что Тимур формально не являлся первым лицом в государстве. Еще бытовала монгольская традиция, и Тимур не стал ее отменять (это сделают его потомки), согласно которой на престоле в обязательном порядке полагалось восседать хану-чингизиду.

Тимур и посадил на трон “хана-бездельника”, давно уже утратившего реальную власть, да и не претендующего на нее. Однако монеты чеканились с профилем этого хана, а его имя первым произносилось на пятничных молитвах. Вместе с тем, вздумай этот хан по глупости “качать права”, как был бы незамедлительно сброшен с трона и заменен на более покладистого преемника.

Похожий порядок позднее существовал в Советском Союзе, когда по конституции первым лицом государства считался Председатель Верховного Совета, но вся полнота реальной власти принадлежала генеральному секретарю партии.

Вот и Тимур был своего рода “генсеком” военной партии.

В сочинениях, принадлежавших перу иранских и европейских хронистов, Тимура нередко именуют также “султаном” и “падишахом” в значении “монарх”.

А кастильский посол Руи Гонсалес де Клавихо называет его в своих записках совсем уж невообразимым титулом – “великий сеньор Тамурбек”.

Сам Тимур пользовался “королевскими” титулами чрезвычайно редко, да и то лишь при внешних сношениях.

Один такой случай произошел в 1391 году, когда Тимур двинулся через казахские степи в поход на Золотую Орду, к Самарской излучине.

Где-то на середине пути он совершил странный ритуал, до сих пор не разгаданный историками.

Поднявшись на вершину горы Улуг-таг, он осмотрелся с высоты, а затем велел высечь на запримеченном здесь же камне надпись на уйгурском и арабском языках, извещавшую о том, что в год овцы султан Тимур отправился с двумястами тысячами воинов, имени своего ради, по кровь Тохтамыша хана.

Этот камень обнаружили только в 30-х годах прошлого века и отправили в Эрмитаж, где его можно увидеть и сегодня в одном из восточных залов.

Итак, в своих владениях Тимур именовался, как правило, двумя титулами, которыми сам он дорожил в равной степени, – “великий эмир” и “гурган”.

Его потомков стали называть “эмир-заде”, то есть, “сын эмира”, а сокращенно “мирза”.

Титул “мирза” носил и Улугбек.

Вообще-то, настоящее имя Улугбека, полученное им при рождении, было Мухаммед Тарагай.

Между прочим, факту рождения этого младенца обязаны своими жизнями десятки тысяч жителей города Мардина в Ближней Азии, которых Тимур уже готов был предать лютой казни за их сопротивление. И как раз тут прискакал гонец, сообщивший, что у Гаухар-Шад, жены Шахруха, родился мальчик.

Тимур, лелеявший мечту о переустройстве мира под эгидой своей Семьи, настолько обрадовался, что не только помиловал обреченных горожан, но и велел вернуть им все отобранное имущество.

В практике Тимура этот случай стал единственным в своем роде.

Маленького Мухаммеда Тарагая тут же забрали у его матери, и в последующем он воспитывался при дворе Тимура под надзором его бабки Сарай-Мульк-хатун, ханской дочери.

Из множества внуков, которые точно так же воспитывались при дворе в Самарканде, Тимур почему-то выделял именно этого мальчика. Когда тот подрос, великий эмир в свободное время мог часами беседовать с ним.

Заметив это, придворные, дабы угодить Тимуру, стали называть мальчика Улугбеком, то есть, “великим господином”.