Во время последнего рывка он сумел перехватить левой рукой иглу и теперь терпеливо ждал приближения противника. Одна царапина – и полученная Ллойдом доза яда увеличится вдвое. В этот раз паралич распространится на органы и повлечет за собой неминуемую смерть.

– Ваше Сиятельство, вы в порядке? – задыхаясь, спросил Ллойд.

– Он мертв? – послышался голос консула.

– Судя по всему, да.

– Этого недостаточно, – настаивал Паркс. – Я всякое слышал про синоби. Говорят, у них несколько жизней, говорят, они способны восставать из пепла. – Не приближайся к нему и отсеки ему голову.

Это было так глупо, что Исса чуть не расхохотался. В конце концов его погубила слава. Ниндзя не стеснялись преувеличивать, рассказывая о своих подвигах, чтобы их больше боялись, и вот теперь слухи сыграли с ним злую шутку. Из последних сил, несмотря на смертельную рану, он приготовился к прыжку. Исса открыл глаза, увидел перед собой цель и поднял левую руку, чтобы бросить иглу.

– Ну что я тебе говорил, – произнес Паркс ледяным тоном.

Он стоял в полный рост позади стола, и в руке у него был револьвер. Исса успел только разглядеть наставленный на него огромный ствол кольта, затем раздался оглушительный выстрел, и больше он не слышал уже ничего.

Обычно Ацуко радовалась осени. Летняя жара уступала место приятной прохладе, а пейзаж наполнялся оттенками бурого. Путешественники возвращались из столицы, крестьяне готовились к зиме, и на улицах Айдзу становилось спокойнее. Ее отец чаще бывал дома и больше занимался делами семьи.

Но у нынешней осени был горький привкус. Ацуко никак не могла забыть того злосчастного дня на горной дороге, и каждый раз, когда она смотрела на брата, ее передергивало от отвращения.

Хуже всего было то, как Ибука повел себя, когда они наконец оказались в предместьях города после двух часов дороги с быком на поводу.

– Ты… ты расскажешь всем, что там произошло? – спросил он, уставившись в землю.

– Не знаю, а ты как думаешь? – горько поинтересовалась Ацуко.

И тогда он упал перед ней на колени.

Он.

Ибука.

На колени.

Перед ней.

– Умоляю, не говори никому! Я не переживу такого позора. Какому сёгуну я буду нужен такой? В лучшем случае мне придется покинуть город, стать ронином. Отцу никогда не оправиться от удара. Он возлагал на меня такие надежды!

– И совершенно зря, – выплюнула Ацуко. – Давай, поднимайся, мне за тебя стыдно. Нет, правда, что там произошло? Как мог ты их испугаться?

– Не знаю, – с дрожью в голосе признался брат. – Честно, не знаю. Я увидел клинок катаны, и все вдруг показалось мне таким… таким настоящим. Знаешь, он ведь был прав, их главарь, мы с тобой всю жизнь обучались в додзё, но это ведь не игра. Одна ошибка, и ты на всю жизнь останешься калекой. Одно неверное движение, и твоя жизнь оборвалась. Ты к чему-то стремишься, мечтаешь, желаешь чего-то – а мгновение спустя уже валяешься на земле в луже крови и все твои стремления превратились в дым. Ни один из трех разбойников, которых ты убила, не думал, что все так обернется. Они все умерли с выражением страшного изумления на лице. А ведь у них наверняка были друзья, семьи… а сейчас у них нет ничего.

– И я ни о чем не жалею! – прошипела девушка. – Что ты пытаешься мне сказать? Что я не должна была защищаться?

– Нет, ты поступила правильно. А мне нет оправдания. Но это не причина рушить мою жизнь и жизнь отца.

Ацуко была в такой ярости, что готова была встать посреди рыночной площади Айдзу и во весь голос вопить о том, что случилось на горной дороге. Ее остановили лишь слова брата об отце – ей не хотелось причинять ему боль, слишком четко ей представилось его лицо в тот миг, когда все его надежды рассыплются в прах.