На третий день произошла неприятная ситуация в нашей маленькой семье.
- Надюша, моя милая, ты ведь отдашь мне свои очки? - услышала я тихий шёпот Акакиевича рано поутру. Сделав вид, что всё ещё сплю, прислушалась.
- Арни, - я чуть не хмыкнула, каждый раз, когда слышала это сокращение мне хотелось смеяться. Старик точно не тянул на небезызвестного всем актёра. - Дорогой, а как же я? Мне ветер и снег сильно режут глаза, ты же знаешь, мне нужно беречь зрение.
Акакиевич еле слышно фыркнул, и заявил:
- Ты за Аньку спрячься, и иди с закрытыми глазами. Она девка сильная, о тебе вполне может позаботиться. Мне же нужно вести людей вперёд.
Я скрипнула зубами - Сусанин недоделанный. Разница в том, что на погибель (совершенно бессистемно, наобум) он ведёт своих же, а не врагов. Гад. Наверняка, среди людей есть понимающие и умеющие ориентироваться на местности люди. Мог бы собрать совет. Нет же, только его слова верны. Точнее других двоих, с которыми я пока не была лично знакома. А Арнольд их хвостик.
- Арни, нет. Не дам, - я представила, как бабушка качает отрицательно головой и сейчас искренне порадовалась её упёртости. - Это Анюткины горнолыжные.
- У неё заберёшь, - снова хмыкнул мужик и добавил, - она молодая, без очочков справится.
- Арнольд Акакиевич, - буркнула я, разворачиваясь. В двухместной палатке на троих места было достаточно, как раз лежать столбом, без возможности согнуть ногу в колене. Моя любимая поза - цапля, в этих условиях - мечта несбыточная.
- Очки мои оставьте в покое, обе пары - мои, и одни из них я дала бабушке, а не вам. Так что на чужой каравай рот не разевай, - закончила я мысль принимая сидячее положение.
- Ах ты! Негроска! - напустился на меня старик, - тебя в роддоме попутали. Всё! Терпеть я больше не собираюсь! Квартира твоя провалилась в бездну. Сейчас каждый сам по себе. Ну-ка, Надя, отдавай очки, как глава семейства приказываю!
- Ошалел, что ли, старый!? - воскликнула бабушка и треснула ладонью по лбу мужу, - ну-ка пшёл отседова!
И толкнула сидящего у выхода из палатки старика. Тот, взмахнув руками, завалился на спину. Матерился Акакиевич любо-дорого послушать. Встав на четвереньки, кинул нам:
- Больше не буду с вами даже рядом стоять. Не ждите от меня помощи. Гадины.
И выполз наружу.
- Старый пень, - проворчала бабушка и вдруг улыбнулась мне, - я за эти дни много чего передумала, родненькая моя. И, знаешь ещё, что?
Я отрицательно помотала головой, перевязывая шарф по-новому. Спали мы в верхней одежде и сапоги тоже никто не снимал.
- У меня как будто пелена с глаз спала. Арнольд, оказывается, даже хуже, чем я о нём думала совсем недавно.
Мне не оставалось ничего - просто молча слушала причитания бабули и споро скатывала одеяло в тугой тюк.
- Думается, что права ты была, - продолжала вполголоса "исповедоваться" родственница. - Надо было идти с соседом нашим - Алексеем Сергеевичем. А сейчас, где их искать? У него поди ж и пистолет, какой завалялся, ай, чего уж теперь, - женщина махнула рукой и принялась мне помогать.
- Бабулечка, - приобняла я её за плечи, - он мне дал оружие, - тихо шепнула ей на ушко. - Лук свой со стрелами отдал и револьвер мне подарил. Ты только никому не говори. Я лук завернула плотно и в нашу волокушу сложила, всё равно им пользоваться не особо научена. Револьвер вот, - сказала я, расстёгивая куртку, на поясе висела кобура с бесценным в этих условиях подарком.
- Ах ты ж, батюшки, - зашептала бабушка, прижимая ладони к щекам, - спрячь, отберут. Молчать буду. Никому не скажу. Используешь, когда совсем без этого будет не обойтись.