– Астафьева, как и тебя, тоже оглушили ударом дубинки сзади по голове. Токмо мгновением позднее. Опосля чего вас обоих, предварительно разоружив, чуть не забили до смерти наиболее рьяные "буйны головушки" из толпы… А спасли вам жизнь, тогда, как сие не странно, именно Валуев с товарищами, которые велели своим холопам отнести вас к нам в Разбойный приказ для последующего допроса с пристрастием и прилюдной казни за оказание вами вооруженной помощи самозванцу, что те и сделали, – неожиданно для Григория пояснил Корсаков. – Твой приятель очнулся сутками ранее и потому раньше, чем ты, попал в нашу Пытошную. Впрочем, сей участи он все равно бы не избежал, ибо с нынешнего дня, вместо убитого Петра Басманова, стрелецкой стражей и уцелевшими рейтарами в Кремле командует родной брат князя Василия Шуйского, который уже объявил, что начинает очищать всю кремлевскую охрану от выдвиженцев самозванца и людей Басманова.

– Но я-то был назначен на должность стрелецкого сотника еще царем Борисом и никем боярину Басманову не довожусь… да, и указания стрелять по толпе я, ведь, не давал, – возбужденно произнес Бекетов.

– А тебе, служилый, нынче грозит пыточная дыба и последующая за ней казнь на плахе за то, что двумя днями ранее, не находясь в кремлевском карауле – то бишь, не будучи на службе – ты с саблей в руках защищал самозванца от людей князя Василия Шуйского, ныне избранного новым русским царем! – саркастически усмехнулся приказный дьяк.

Григорий в отчаянии обхватил голову руками.

– Ну ладно… ладно… Не горюй, служилый! Есть у меня для тебя одно предложение. Согласишься на него – выйдешь отсюда живым и невредимым. Не согласишься – не обессудь, – вкрадчиво обратился к нему Корсаков.

Бекетов с надеждой взглянул на дьяка:

– И что я должен буду сделать?

– Да ничего особенного… Послужить надобно будет Отечеству нашему… ну, и мне немного.

– Так, ведь, я, вроде, и служу ему, – неуверенно промолвил Григорий.

– На данный момент уже не служишь, а в качестве презренного вора находишься в Пытошной Разбойного приказа – в двух шагах от дыбы и в трех сутках от плахи! Да, и служил ты ранее Русскому царству в качестве… воина Стрелецкого приказа, а я тебе предлагаю послужить нашему Отечеству в качестве… особого обыщика Разбойного приказа, – все также вкрадчиво пояснил ему приказный дьяк.

– В качестве кого? – оторопел Бекетов.

– Особого обыщика! И в сем качестве придется тебе, сын боярский Григорий Бекетов, немедленно и надолго отъехать в далекие края, а именно – в "порубежье" (пограничье – прим. автора) нашего государства – в основанный еще самим Иоанном Васильевичем город с названием звонким "Арзамас", где ты должен будешь, вместе с приданным тебе местным воеводой отрядом, найти и посечь сабельками уже давно безнаказанно действующую на земле Арзамасского уезда опасную шайку душегубов с ее изувером-атаманом, называющим себя именем известного в недалеком прошлом на всю Русь вора и разбойника Хлопка Косолапа, якобы, спасшегося три года назад от царского правосудия и казни, – уже резким голосом, в котором почувствовался металл, ответил ему Корсаков.

– Как мне величать-то тебя, дьяк? – осторожно поинтересовался у него Григорий.

– Ежели согласишься на мое предложение, то величать меня будешь Клементием Григорьевичем Корсаковым, – мягко ответил ему многоопытный дьяк.

– А куда я денусь, Клементий Григорьевич? Гибнуть просто так, ни за что, мне вовсе не хочется… – более-менее успокоившись, произнес Бекетов. – Согласен на переход в Разбойный приказ и службу особым обыщиком.

– Вот и славно, Григорий. Не сомневался в твоем здравом уме.