Верона, внимательно слушая все эти пояснения, продолжала смотреть – не на Лээста, а на корму фрегата, и пыталась себе представить, каково это – быть бессмертными, и остаться вдруг одинокими, и отыскать случайно вполне подходящих для скрещивания красивых, но глупых девушек…

– И те, кто у них родился, тоже были мужчинами и это как раз и были эртаоны третьего уровня! Им опять подобрали девушек, а дальше всё уже было, как при обычном развитии! – выпалив всё это залпом, Джина чуть успокоилась, перевела дыхание и, подтянув к себе сумку с монограммой Prada Milano, извлекла косметичку с косметикой, чтобы немного подкраситься.

– Ясно, – сказала Верона. – Так значит, ты полагаешь, что из этой затеи с девушками так ничего и не вышло? Всё было зря, получается?

Джина накрасила губы, невзирая на то обстоятельство, что в темноте – сгущавшейся – оттенки теряли значение, и ответила в новой тональности – теперь уже опечаленной:

– Ну да. Ничего, естественно. Они же нас игнорируют.

Верона, память которой воскрешала недавние образы Эрвеартвеарона Терстдарана – как он ходил, смеялся, пил «Гиннесс» и ел баранину, с азартом водил машину, бродил босиком по берегу, и давние образы Джона – как он поливал помидоры, расставлял на столе тарелки, рвал спелые сливы с веток, разбирал с ней схемы к конструкторам, объяснял, как рисуются лошади, учил, как делать мороженое, копался в моторе Форда, – тысячи разных образов, возразила:

– Не игнорируют. Мы для них – жизнь, Джина. Мы для них – самое главное. Ты никогда не думала, что «естественное развитие» с подачи такого рода – более чем искусственное? Эксперимент не закончен. Возможно, он только начат, с учётом того аспекта, что с точки зрения вечности их время неограниченно.

– Закончен, – вздохнула Джина. – Способности арвеартцев из века в век деградируют.

– А как же экдор проректор?! Он что – пример деградации?!

– Экдор Эртебран – исключение! Это яснее ясного!

– Джина, яснее ясного, что мы знаем о них ровно столько же, сколько знают простейшие в склянке о жизни микробиологов!

– Чушь! – возразила Джина. – Мы знаем, конечно, мало, но мы можем делать выводы, исходя из их отношения! Им всё теперь безразлично! И Арвеарт, и Коаскиерс!

– Им это всё «безразлично», и поэтому нас встречают на таком бесподобном Паруснике?! Прости, но поверить сложно! Всё это не случайно! Всё должно иметь основание, с первого дня до последнего, даже наше с тобой рождение!

– Нет! – закричала Джина. – Наше с тобой рождение – случайное из случайного!

– Тшшш… Не надо так нервничать. Подойдём к вопросу иначе. Послушай меня внимательно. Эртаоны третьего уровня обретаются в том измерении, к которому мы относимся, и у них иногда возникают отношения с разными девушками. Возможно, очень серьёзные. Тогда рождаются дети – эртаоны четвёртого уровня…

– Да, – согласилась Джина. – Рождаются и рождаются, но что из этого следует?

– Из этого следует многое. Ты встречалась с отцом когда-нибудь?

Джина, медля с ответом, раскрыла свой клатч с косметикой, извлекла из него сигареты, прикурила от длинной спички и видя перед глазами не тонкую пачку Vogue, а снег и высокого парня на малиновых лыжах Kästle, ответила наконец-то:

– Хвастаться нечем особенно. Мама была с ним месяц, а потом она в лотерею выиграла уйму денег… пятьдесят миллионов фунтов. И как только это случилось, он сразу исчез куда-то. И я родилась после этого. А потом они снова встретились, но только не в Эдинбурге, а на курорте в Альпах. И мама опять забеременела. И он там пробыл неделю и больше не появлялся. Я его помню, но плохо. Только помню, что он высокий, красивый и синеглазый. Фотографий у нас не осталось, они все пропали куда-то. А Монике скоро семнадцать, она перешла в одиннадцатый… – на этом она затянулась – так сильно, что сразу закашлялась.