Дью постучал кулаком по спине жука, показывая, что голова его не настолько гулкая и толстолобая. Заодно он вспомнил, на ком сидит, и осторожно сполз с металлически блестящего холма. Хлопнул по нему ладонью, словно по крупу лошади, и жук медленно пополз дальше, уже без всадника. Шесть ног, каждая величиной с ногу теленка, поблескивали в свете факелов медно-золотистой шерстью. Полированный рог высился между глаз гордо и грозно.

Крей посторонился, пропуская гигантское насекомое без малейшего страха или удивления. Как если бы это была собака или коза.

– И много у вас здесь таких? – кивнув на жука, поинтересовался сын Огдая.

– Я видел только одного. Этого. О других не знаю, – отозвался Крей. Он вновь заладил с монотонной настойчивостью: – Уходи, Дью. Вьюхо может появиться в любой момент. Уходи. Вьюхо погубит тебя.

– Я уйду! – весело пообещал мальчик. – Я уйду, как только выясню, что здесь у вас происходит. Как только пойму, почему ты и все остальные, – он кивнул на потные фигуры, долбящие камень, – не лежите спокойно на вершинах скал, куда вас положили полгода назад, а роетесь зачем-то в земле. Еще я очень хочу выяснить, отчего ты схватил меня тогда, Крей, отчего послушался жалкого старикашку? Разве ты не был моим другом, когда был жив? Разве ты не отбил меня позапрошлой зимой из когтей рыси, а она разорвала тебе грудь и живот, и ты едва не умер? Разве мы не выручали всегда друг друга, когда ты был живым и нормальным?

Любой другой от таких упреков вспыхнул бы от стыда или побледнел от ярости, но Крей не изменился в лице. Видимо, стыд он потерял вместе с жизнью.

– Мы не лежим на скалах, потому что Вьюхо забрал нас оттуда, – ответил он. – Мы не просили его об этом. Потом он нас оживил. Не всех. Кого можно было. Кого он сумел. Теперь мы работаем на него. Ищем в земле, а потом шлифуем блестящие камни.

– Но зачем?! – поразился Дью. – Вьюхо оживил вас, и прекрасно! Скажите ему «спасибо», плюньте в его белые глазки и возвращайтесь домой! Как обрадуются все наши! Найя с ума сойдет от радости, Крей!

– Мы не можем, – тускло отозвался Крей. – Он оживил нас. Но не до конца. Он что-то сделал с нами. Теперь мы должны на него работать. Мы не можем уйти.

В полусумраке трудно было рассмотреть выражение глаз, но Дью показалось, что зрачки бывшего друга покрыты не то пленкой, не то земляной пылью. И это Крей? Крей Солнечная Стрела? Всегда улыбающийся, беспечный, совсем не заносчивый, несмотря на четыре года разницы? Задорно хохочущий, понимающий с полуслова?…

– И что же такое он с вами сделал, этот жалкий старикашка? – спросил мальчик язвительно. – Связал ноги? Подрезал сухожилия под коленями? Ударил железом по голове? Отчего вы не можете плюнуть ему в трясущиеся от злости щеки и уйти?!

– Я не знаю, не знаю, не знаю, – Крей тоскливо оглянулся на других мужчин, которые продолжали работать, словно приход Дью был обычным делом и не стоил внимания. – Если хочешь, поговори с моим отцом. Он расскажет лучше меня.

– С твоим отцом? – переспросил Дью. – А разве он здесь? Что-то я его не видел в прошлый раз!

– В прошлый раз он был далеко отсюда. Глубоко. Сейчас он здесь. Поговори с ним. Если ты его не испугаешься.

– Я испугаюсь Шеуда?! Брата моей матери? – опешил мальчик. – Ты совсем свихнулся здесь, под землей! Зови его скорее. Я буду страшно рад увидеться с Шеудом. Надеюсь, он-то остался нормальным человеком, а не превратился в вяленую рыбу, как ты и все остальные!

Крей отошел и направился вглубь подземного хода, окликая отца. Дью нетерпеливо пританцовывал на месте. Сейчас он увидится со старшим братом матери, шутником и балагуром Шеудом, с чьими крепкими руками, солеными прибаутками и смеющимися глазами было связано всё его детство! С тех пор как семь лет назад погиб Огдай Пестрокровый, Шеуд Танцующий Язык во многом заменил ему отца. Он играл, наставлял и учил вместе с собственным сыном, и их хижина, кособокая и неказистая, оттого что лентяю и весельчаку Шеуду некогда было приложить к ней руки, стала для сына Огдая вторым домом. Когда этой весной Дью провожал павших, не меньше, чем потеря друга и брата, давила и жгла мысль, что никогда больше Шеуд не усмехнется ему, не шлепнет ласково по затылку, не рассмешит бесхитростной шуткой…