– Потом приехали врачи и вы. – продолжил Дмитрий, его голос срывался. Нефедов молчал, не перебивая. Он видел, как Дмитрий болеет, как он пытается сдержать слёзы. – Я… я не могу поверить, что ее больше нет. Что ее так жестоко убили, собак так не убивают. – прошептал Дмитрий, и наконец слёзы потекли по его щекам. Нефедов остановил машину у края дороги. Он вышел и подошел к убитому горем Дмитрию.

– Ты сильный. – сказал он, кладя руку на плечо мужчины и поправил свою полицейскую фуражку, протирая герб.

– Но я не знаю, как жить без нее. И в особенности, как будет Вова без нее, она была для него всем. – прошептал Дмитрий, смотря пустыми глазами.

– Вова сильный, как ты. – мягко ответил Нефедов, глядя на маленького мальчика, который сидел на заднем сидении, уткнувшись лицом в руки.

Дмитрий кивнул, но в его глазах все еще горела боль. Нефедов понимал, что никакие слова не смогут заменить ему потерянную любовь, но он мог дать ему поддержку, поделиться с ним сочувствием в тяжести этой утраты.

– Тебе нужно время, чтобы пережить боль. Ты справишься. Просто подожди – сказал Нефедов. Он обратно сел в машину, и они поехали дальше, к дому, который уже никогда не будет прежним. Нефедов молча сидел рядом, держа в голове слова, которые говорил ему его отец: «Человек никогда не забывает тех, кого любил, но он может научиться жить с этой болью или она разрушит его до конца». И он наделся, что Дмитрий сможет это сделать.

Через три дня состоялись похороны, на которых Дмитрий очень неохотно хотел, чтобы присутствовал сын. Анну хоронили в закрытом гробу, без возможности нормально попрощаться с покойной. Он стоял у могилы, сжатый в кулак платок скрывал его лицо от людских глаз. Несмотря на ясное, летнее утро, ему казалось, что над кладбищем висит холодный, седой туман. Он чувствовал себя запертым в этом тумане, в этой пустоте, которая осталась после Анны. Вальдемар, казалось, был единственным, кто находился рядом, но Дмитрию хотелось бы, чтобы он был где угодно, только не здесь.

Гроб опустили в могилу, земля с глухим стуком сыпалась сверху, словно окончательно запечатывая ту пустоту, которую оставила после себя Герасимова Анна Васильевна. Сын аккуратно коснулся руки отца, Дмитрий дернулся и решил увести сына с кладбища он и сам хотел поскорее уйти из этого места.

– Куда же ты его тащишь, зятек? – спросил седовласый мужчина с голубыми глазами, рассматривая внука.

– Василий Иванович, ему здесь не место и я был против, чтобы трехлетний ребёнок был на похоронах! – вспылил Дмитрий и сжал руку сына, разворачиваясь лицом к своему тестю.

– Да ты что, зятек, нельзя же так! – Василий Иванович покачал головой. – Она его мать, пусть простится. – старик присел на колени перед внуком, Дмитрий оттянул сына назад.

– Вова маленький, ему это не нужно. – процедил Дмитрий сквозь зубы. Василий Иванович вздохнул, с грустью глядя на маленького внука, который тянулся к отцу, словно желая утешить его и спрятаться от деда.

– Ты не прав, зятек, она бы хотела, чтобы он был здесь. Чтобы знал, что у него есть семья, что он не один. – тихо сказал старик, вставая. Дмитрий молча уставился на землю, его глаза были полны боли и обиды. Он не хотел видеть слез своего сына, не хотел, чтобы он чувствовал эту потерю. Но он понимал, что не сможет защитить Вальдемара от всего на свете, что он не сможет оградить его от боли и страданий.

– Иди, сынок. – сказал он, смягчаясь, и отпустил руку мальчика. Вова, колеблясь, подбежал к дедушке и обнял его за шею. Василий Иванович ласково погладил внука по голове, и его сердце сжалось от жалости к маленькому, в миг осиротевшему ребенку.