– Только не говори, что ты готова вернуться к своему жениху с мозгами суслика. – Эйра смотрела теперь воинственно. – Он и мизинца твоего не стоит! Погляди на себя! Фигурка точеная, кожа как сливки, глаза как мед, волосы как шоколад, губки как малина – сладкая женщина, не иначе!

Это почему-то вызвало у меня смех. Так откровенно мне еще никто не льстил.

– Прямо кондитерская какая-то, а не женщина. – Я смахнула выступившие слезы.

– Вот именно, сейчас пчелы как налетят… – хихикнула Эйра. – Только за порог выйдешь. Кстати, иди собирайся. Пройдемся, покажу тебе, что тут да как.

– Вы имеете в виду туда? – Я с опаской показала на окно, за которым виднелась городская улочка с брусчаткой и невысокие дома из желтого и белого кирпича.

– Ну да, познакомлю тебя с Кристаллбадом. Переодеваться будешь? Там наверху есть несколько моих платьев. Или так пойдешь?

Я посмотрела на свой удлиненный сарафан, темно-синий, в мелкие красные вишенки. Идеальная одежда для жаркого городского лета. Во всяком случае, для того места, которое я считала своим домом. Эйра тоже окинула меня взглядом и махнула рукой:

– Сойдет. Не будем тратить время. Только часы прихвати. Те самые, в которых мой дух. Я не могу отходить от них дальше чем на десять шагов. Сколько там, кстати, еще песка?

Я осторожно взяла песочные часы и поднесла их Эйре.

– Нормально. Время еще есть, – бросив на них взгляд, кивнула она. – Идем. Дверь открываешь ты.

Не могу сказать, что не сомневалась, толкая тяжелую дверь с маленькими решетчатым окошком, но, когда она распахнулась и я переступила ее порог, было уже поздно давать задний ход.

На меня обрушился город. Своими яркими красками фасадов домов. Голосами прохожих самого невероятного вида. Ароматами каких-то пряностей и выпечки, цветочных клумб и раскаленного металла. Слепящим летним полднем и нагретой на солнце брусчаткой. Прямо перед нами в одну сторону тащилась телега, запряженная дряхлым ишаком, в другую проносился черный ретро-автомобиль. А вот из-за угла показалась карета с тройкой роскошных белых лошадей, и тут же ей навстречу, пофыркивая, выехало нечто, похожее на гольф-кар. Открывшаяся картина была настолько же безумна, как и прекрасна.

Это и есть Кристаллбад?

Ральф Грей

– Ральф, новое письмо от матушки. – Арни, влетев в комнату Ральфа, помахал перед ним уже вскрытым конвертом и бросил его на кровать.

– Мы уже свою часть прочитали. – Следом за Арни вошла его точная копия Ит.

Близнецы мгновенно заняли оба кресла, вытянули свои длинные ноги и выжидающе уставились на старшего брата.

Ральф не торопился открывать конверт. Глядя на себя в зеркало, он запустил пятерню в еще влажные после душа волосы и хорошенько взъерошил их. Нынешнюю моду на мужские прически – прилизанные донельзя, уложенные волосок к волоску – он терпеть не мог. Чего не скажешь о братьях: их темные волосы просто лоснились от идеальной гладкости.

– Тебе неинтересно, что написала матушка? – не выдержал Арни.

– Как я понимаю, с моей частью вы тоже ознакомились, вот и расскажите, что там. – Ральф бросил на него бесстрастный взгляд, затем потянулся за рубашкой. – Уверен, это касается гостей, которых она направляет в Кристаллбад.

Ит кивнул с лукавой ухмылкой:

– Пять юных красоток с их мамочками и сестрами. Лучшие семьи многоликих с материка. Вот уж повеселимся на празднике!

Ральф подавил желание закатить глаза и заскрипеть зубами и внешне сохранил равнодушие. Это все равно должно было наступить.

– Кстати, она даже их портреты вложила, – заметил Арни. – Вдруг тебе кто-то приглянется заранее.

Это было глупо с ее стороны, ведь все знали, что оборотень выбирает себе окончательно пару по запаху. Девушка может быть сколь угодно красива и притягательна, от желания к ней может срывать крышу, но решающим станет запах. Именно по этой причине Ральф до сих пор оставался холостяком. На всем острове не нашлось ни одной многоликой, чей запах сказал бы ему, что это его пара. А время поджимало. Ральфу миновало тридцать уже несколько лет назад, отец торопился передать ему должность главы клана, однако этого нельзя было сделать, пока он, Ральф, не женится. Древние традиции никому не позволено нарушать.