Такое начало служебного поприща имело весьма важное значение в жизни Суворова. Прожив долго вместе с солдатами, он совершенно сроднился с их бытом, с их привычками, с их языком. Всем известно, что Суворов и в высших чинах вел жизнь спартанскую: не иначе спал, как на соломе или на сене; вставал с зарей; довольствовался пищей самой простой; одевался весьма легко, даже зимой; ненавидел всякую роскошь; избегал званых обедов, пиров; изгонял все, что только могло нежить тело и размягчать душу. Придворную жизнь, общество женщин, городские увеселения считал он вредными для воина. Настоящая сфера его была в лагере, на биваке, в походе. Приучившись с молодых лет к такому строгому образу жизни, Суворов, можно сказать, переделал даже натуру свою: здоровье его укрепилось; с виду тщедушный и слабый, он однако же выносил лучше других и утомление, и непогоду, и лишения всякого рода.

Конечно не без умысла Суворов старался во внешней своей жизни применяться к солдатскому быту. Но как ошибались те, которые почитали его в самом деле простым, невежественным солдатом, одаренным только каким-то инстинктом военным! Суворов, как мы видели, получил еще в родительском доме такое приготовительное образование, какого не получали обыкновенно военные люди того времени. Тогда существовало еще в полной силе то поверье, что для военной службы учиться не нужно, ибо невежество не считалось недостатком. Суворов, напротив того, вынес из дома родительского уважение к науке и жажду знания; не успев кончить начатое воспитание, он дополнял его в последствии самоучкой. Уже в чине офицерском, в свободное от службы время, вместо обыкновенных развлечений праздной молодости, запирался он в свою комнату, прилежно учился и много читал. Этой любви к науке Суворов не изменил во всю жизнь свою, и точно также, как во дни юности, благоговел всегда пред великими историческими именами, которые поставил себе в идеал. Можно даже сказать, что военный гений Суворова, несмотря на всю оригинальность свою, выработался под влиянием классических впечатлений.

Занятия умственные, конечно, не мешали Суворову с первых лет службы обратить на себя внимание начальников примерным усердием и точностью в исполнении своих обязанностей: как прежде был он солдатом самым исправным в полку, так потом и офицером самым ревностным; он считался, как говорится, «служакой». Одаренный от природы необыкновенной энергией и силой воли, Суворов принимался за все с жаром, с любовью, и ничего не делал наполовину. Службе предался он вполне, всей душой, и строгое выполнение обязанностей своих доводил до педантизма. Поэтому на него преимущественно возлагались служебные поручения, требовавшие распорядительности и точности. Еще сержантом был он послан за границу с депешами: в Варшаву и Берлин. Спустя, два года по производству в офицеры (1756), он состоял обер-провиантмейстером, потом генерал-аудитор-лейтенантом; затем, в 1758 г., когда русские войска выступили в поход в Пруссию, Суворов в чине премьер-майора формировал третьи батальоны в Лифляндии и Курляндии, и был комендантом в Мемеле. Выпросив дозволение отправиться в действующую армию, он был немедленно же назначен в должность «генерального и дивизионного дежурного» при генерале Ферморе. Первые опыты Суворова, собственно на боевом поприще, были при занятии Кроссена и в сражении под Кунерсдорфом. В последние кампании Семилетней войны он состоял в отряде генерала Берга, и командовал сам отдельными легкими отрядами. Генерал Берг отозвался о подполковнике Суворове, как об отличном кавалерийском офицере, «быстром при рекогносцировке, отважном в битве и хладнокровном в опасности». В этих партизанских наездах впервые обнаружились и, быть может, зародились те свойства Суворова, которые в последствии составляли главные отличительные черты всех его военных действий: предприимчивость, энергия, решимость, находчивость.