Наша присяга будет проходить совсем не буднично. Каждому взводу предстоит разучить свою показательную программу. Завидуем товарищам из других взводов. Они будут показывать спецназ и "покемонов". Хотя для покемонов нужно надеть всю милицейскую экипировку от бронежилета до шлема «сфера», а это так себе удовольствие в такую жару. Нам выпадает «звёздочка» – элементы выступления роты почётного караула. Целыми днями заучиваем движения, шагаем по плацу, тянем ногу и вращаем в руках автоматы. Шабалтас и Козятников к концу дня близки к истерике. У многих не получается, другие тут же забывают, чему научились. Бандюка уже после первого дня занятий решено оставить в общем строю. Довгалев не попадает ни в ногу, ни в движения.

    Для элемента «волна» прижимаем автомат к груди стволом вверх, рожком от себя. Затем вращаем его, одновременно приседая на колено. Каждый следующий выполняет элемент с задержкой в долю секунды, что создаёт эффект каскада. Волна из взлетающих прикладов, мелькающих стволов и падающих на колено солдатиков создаëт картину завораживающую и стремительную. Довгалев, не совладав со своенравным калашниковым, со всего маху бьёт себя мушкой в лоб. По носу тут же устремляется вниз тонкая струйка крови.

– Фламинго! – смеётся Шаболтас, -ты на стрельбах был?

– Был, – хмуро отвечает солдат, поочерёдно вытирая лоб то правой, то левой рукой, и внимательно рассматривая ладони.

– А как ты живым оттуда вернулся? Тебе же боевой автомат в руки дай – ты по-любому застрелишься нахрен! Бегом в санчасть!

    В санчасти Довгалеву мажут лоб зелёнкой, превратив его в какую-то пародию на странного индуса. Зеленка начинает сходить только ближе к присяге, а обгоревшая кожа слазит и снова становится бледная с розовыми пятнами от ожогов.

    Самое тягучее время нашего дня – это между ужином и отбоем. Мы сидим на стульях и что-нибудь подшиваем или вырезаем, а сержанты маются от скуки.

– Огурец, – Шабалтас заговорщически косясь, немного боком подходит ко мне и краем рта говорит: – хочешь домой сегодня позвонить после отбоя? Будет возможность.

– Спасибо, товарищ младший сержант, уже звонил на этой неделе, – к предложениям Шабалтаса лучше относиться настороженно, и я благоразумно отказываюсь.

– Тогда у своих поспрашивай, может кто хочет.

– Есть у своих поспрашивать, – отвечаю я.

    Из всего отделения кредит доверия сержанту ещё не исчерпан у вечно скучающего по родине Бандюка и Довгалëва. Вечером докладываю Шабалтасу о двух желающих.

– Хорошо, пусть сразу после отбоя подойдут. – довольно улыбается сержант. Я предаю информацию Довгалëву и Бандюку, и они радостно зажигаются от предстоящего звонка домой.

    Дневальный оглашает казарму заветной командой «рота, отбой!» Запрыгиваем в койки, вытягиваемся в струнку, лёжа на спине. Теперь должна прозвучать команда от сержанта «Занять удобное для сна положение». После неё можно ворочаться сколько угодно.

    Бандюк и Довгалëв, пригнувшись, семенят в сержантское отделение.

– А-а-а, домой хотите позвонить? – Шабалтас выбирается из кровати, – сейчас, подождите, за мобильным схожу.

    Через пару минут он возвращается, неся в каждой руке по тапку.

– Вот, звоните, рапаны, только негромко, – сержант говорит полушепотом и абсолютно серьёзно. Бандюк и Довгалëв разочарованно топчутся на месте, тупо глядя на протянутые тапки.

– Вы что, военные! – возмущается Шабалтас, – я погонами ради вас рискую, звоните! И разговаривайте сколько угодно, у меня здесь безлимит на исходящие.

    Довгалëв долго что-то бормочет в «трубку», Бандюк говорит мало, больше «слушает» и смотрит под ноги остекленевшими глазами.