– Почему-у? – досадливо простонал он.

– Я запрещаю вам говорить на эту тему.

Но Генри уже потерял контроль над собой.

– Алисия, – ещё жарче зашептал он. – Вы не представляете себе…

Девушка, похоже, не на шутку испугалась, крикнула:

– Мистер Мэнли!

Генри испуганно отпрянул от неё, будто обжёгся. Джед лениво обернулся в седле.

– Что ещё?

– Мне кажется, коню мистера Шелдона пора отдохнуть. Судя по всему, два всадника слишком большая ноша для него.

– Я планировал произвести смену не раньше чем через час, – отозвался Джед.

– Для пользы дела придётся ускорить процесс.

– Хорошо, – после небольшого раздумья согласился Джед.

Дождавшись, когда девушка спешится, он вынул ногу из стремени.

– Садитесь.

Алисия пристально взглянула на него снизу-вверх.

– Может, предложите даме сесть в седло?

– Сзади, – Джед красноречивым жестом указал себе за спину отогнутым большим пальцем.

– Очень любезно с вашей стороны, – разозлилась девушка.

– Я не напрашивался на путешествие с вами.

Алисия поиграла раздувающимися от гнева ноздрями, но всё же вставила ногу в стремя, села на круп мустанга. С показной неприязнью оглядела пыльную спину аризонца.

– Я могу держаться за вас?

– Держитесь, – сухо ответил Джед, тронув мустанга.

Минут десять молчали.

Когда Алисия ехала с Генри она интуитивно читала мысли молодого человека – по его дыханию, по интонациям голоса. Когда дыхание было равномерным и почти не слышным, – он думал о карте, о гибели своего товарища, возможно, вспоминал Нью-Йорк. Но когда репортёр склонялся к ней, вздыхал и щекотал своим дыханием, Алисия знала: мысленно целует её шею, волосы, а может уже и раздевает взглядом.

В отношении Джеда интуиция девушки молчала: он с одинаковым успехом мог думать и о своей Луисите, о которой Алисия подслушала на старом ранчо, и о карте Франциско де Коронадо, а мог просто бездумно дремать.

Алисия наконец не сдержала бушевавшего в ней возмущения:

– Почему вы так не любезны, мистер Мэнли?

– Я человек рациональный, – ответил аризонец, прикуривая сигару. – Бессмысленные поступки предпочитаю не совершать.

– Любезность вы называете бессмысленным поступком?

– Самым бессмысленным из всех возможных, – пыхнул он сигарным дымом. – Назовите хоть один резон, который в ней есть.

Девушка на секунду растерялась.

– Резонов много…

– Например?

Алисия поперхнулась дымом, ползущим из-за плеча Джеда. Закашлялась.

– Вы не могли бы не дымить? Какие ужасные сигары.

– Здесь нет курительной комнаты, – бесстрастно ответил аризонец, пустив через плечо очередное облачко дыма.

Алисия сердито разогнала дым ладонью.

– Любезность очень нравиться женщинам. Разве это не резон?

– В любом салуне найдётся пара дамочек, которые начнут хлопотать вокруг меня, едва я там появлюсь. При этом я не буду проявлять никакой любезности, и они не будут иметь ничего против этого.

– Вы правильно сказали: пара дамочек, но не женщин.

– Не вижу разницы.

– Это характеризует вас не с лучшей стороны. Вы всех женщин ставите на одну ступень с дамочками из салуна?

– Вы хотите сказать, что физиологически устроены не так как эти дамочки? Ну и в чём разница, если не секрет?

Алисия раскраснелась и сделала то, чего давно с ней не было, – вместо того, чтобы изящно и тонко поставить этого грубияна на место, припереть его тяжестью аргументов и логики, она вспылила:

– Господи! Неужели всё сводится к физиологии? Впрочем, спорить о таких тонких вещах с мужланом, дело абсолютно бессмысленное.

Джед равнодушно пожал плечами:

– Я не напрашивался на этот разговор.

Девушка некоторое время с ненавистью смотрела в пыльную, пропотевшую на спине рубашку Джеда, потом, надменно выпрямив спину, отвернула голову.