Джед пожал плечами.

– Здесь и понимать нечего – смотреть в будущее всегда лучше, чем в прошлое.

Генри кусал от досады губы… Уму непостижимо! Этот неотёсанный аризонец увёл у него нить разговора. Но не на него злился молодой человек, а на Алисию, которая охотно поддерживала разговор. Так охотно, что в ту минуту это показалось Генри настоящим предательством.

– А ваши предки, откуда родом? – девушка наконец вспомнила о существовании Генри. – Готова поклясться, откуда-нибудь из Скандинавии.

– Из России.

Ещё минуту назад Генри триумфально перехватил бы нить разговора, но теперь от ощущения предательства он говорил без энтузиазма, желая быстрее прекратить этот разговор:

– Мой дед был полковником русской армии. Тяга к новым неведомым землям заставила его уйти в отставку и отправиться в Америку. Взял себе имя Джон, в фамилии изменил только одну букву: был Шелдов, стал Шелдон и превратился в американца. Во время войны дослужился до чина бригадного генерала федеральной армии. Вы, должно быть, слышали это имя: Джон Бэзил Шелдон, командующий восьмой бригадой дивизии Митчелла.

– Если я ещё что-то помню из истории Гражданской войны, девушка напряжённо сдвинула брови. – Это имя связано с битвой при Чикамоге.

– Да, это был он.

Не дослушав репортёра, Джед сплюнул между ног, неторопливо поднялся, взял флягу.

– Пойду, наберу воды.

Когда он бесшумной индейской походкой спустился к источнику, Алисия пересела к Генри на ствол дерева.

– Наши дела процветают, − прошептала она, провожая Джеда взглядом.

– В чём же вы видите их процветание? – уныло спросил Генри.

– Мне кажется, я начинаю иметь влияние на нашего незнакомца, а нам нужно контролировать его поведение.

– Никогда не одобрял этих женских игр. – С обиженным видом Генри за цепочку потянул из жилетного кармана часы, посмотрел на циферблат. – Почему женщины всегда пользуются хитростью?

– Женской хитростью, – поправила его Алисия. – Заметьте, Генри, это не то же самое, что хитрость лавочника.

Не поднимая головы, Генри раздражённо застрекотал заводным механизмом часов.

– Хитрость лавочника не принесла человечеству столько бед, сколько хитрость женская.

Алисия не собиралась вступать в дискуссию по этому поводу. Поглядывая, как Джед с наполненной флягой возвращается к костру, она заботливо попыталась снять со щеки Генри упавшую ресницу.

– Улыбнитесь мне. Пусть он позлиться.

– Не честная игра, – Генри возмущённым жестом отстранил от её руки голову.

– Ну, вот – в вас заговорила мужская солидарность. Не забывайте, что я стараюсь для нас двоих. Или вы хотите навсегда остаться в этой пустыне?

– Лучше остаться здесь на съедение грифам и койотам, чем видеть, как вы заигрываете с этим мужланом.

– Это всего лишь тактический ход, – успокоила девушка.

У молодого человека возмущённо раздулись ноздри, но аризонец был уже рядом и Генри сердито поднялся, так и не высказавшись. Он пересел на одно из сёдел, лежащих в песке по другую сторону костра, достал блокнот и, наклоняя его к бордовому мерцающему свету пламени, по давней привычке принялся записывать впечатления прошедшего дня.

Он любил наблюдать окружающую жизнь: людские характеры, бытовые мелочи, особенности природы, поэтому и выбрал профессию репортёра, позволяющую увидеть жизнь во всех её нюансах. Сын богатых родителей, он мог строить карьеру в любой сфере деятельности, но сделал выбор, который вызвал недовольство родителей.

Конечно, можно было успокоить отца и мать тем, что столь непрестижная, с точки зрения нью-йоркского высшего света, работа временна и призвана помочь ему набраться жизненного опыта, но как можно было признаться в том, что кроме опыта ему нужен был материал для своих будущих книг. И уж совсем невозможно было признаться в том, что он твёрдо решил стать не просто писателем, а американским Вальтером Скоттом. Чтобы в светских салонах Нью-Йорка не было больше этих вечных вздохов: «Ах, где наш американский Вальтер Скотт». Чтобы всем было понятно – вот он! Наш! Американский!