А. С. подходит к кассе:

– Девушка, миленькая, что на первое у вас?

– Меню на столе!

Приятное советское обращение. А. С. заказывает борщ, я выбираю лагман и чай. Мне выносят стеклянную кружку с гербом РСФСР и надписью «Рождённые в СССР».

Когда я был в польском городе Торунь, на родине Николая Коперника, во время прогулки по центру мне указали на кафетерий и рассказали, что он сделан в стиле советского концлагеря: там едят баланду из эмалированных тазов, запивая водкой из алюминиевых кружек, а огромные официантки нечистоплотны и беспрерывно хамят посетителям. Место весьма популярно, в очереди на столик можно стоять годами. (Абажур моей настольной лампы очень хлипко закреплён на трёх спицах, торчащих вверх. Гладильная доска стоит ненадёжно, пока я печатаю, абажур постоянно трясётся. Я пробую «картофель пай», он очень жирный. Я встаю, чтобы ополоснуть водой пальцы. Задеваю коленом гладильную доску, абажур отваливается и падает.)

С меня берут восемьсот двадцать тенге. Я спрашиваю:

– А кто тут у вас бабушка?

– Бабушка на пенсии. Одни внучки остались.

– Слава богу! Есть кому продолжить дело.

Из-за стола встаёт бритый старик. Он требует подогреть его рассольник. А. С. тоже просит дополнительно подогреть борщ.

Старик ест за соседним столом. Сидит, не снимая шапки. На его спине напечатано крупными буквами: «White Trash»[12].

А. С. пообедал, он собирается и благодарит кухарок:

– Привет бабушке!

– Передадим.

Застёгивая куртку, он спрашивает меня:

– Что такое моё естество?

– Всё зависит от точки зрения. Кто-то видит это так, кто-то иначе…

– Да, правильно. Один скажет – вот такое у него естество, а на самом деле – иначе. Что вообще определяет естество доменной печи?

– То, для чего она была сделана.

– Вот, – А. С. значительно поднимает палец и выходит на улицу.

Мы стоим на крыльце. А. С. закуривает:

– Вот как лучше сказать про доменную печь? Чугун или естество?

Это про стихотворение, написанное ночью.

– Естество звучит абстрактно, чугун – конкретнее.

– Мне кажется, естество. Ведь стихотворение не про печь, а про человека.

– Тогда да!

– Блядь, на философию потянуло!.. Что определяет человека? Всё! От генетики до черт характера, и так далее. А самое главное – есть ли в нём самобытность.

Мы возвращаемся домой. А. С.:

– Тамерлан! Строил пирамиды из отрубленных голов… Но надо отдать ему должное. Он считал, что власть должна передаваться только потомкам Чингиз-хана и не претендовал на престол. Чингиз-хан был его кумиром. Там, в передаче, одну историю рассказали. Столицей был тогда Самарканд. Тамерлан приближал к себе учёных, поэтов, художников. И вот один поэт влюбился в девушку лёгкого поведения. В проститутку, грубо говоря. Она была очень красива. ВИП, как сейчас говорят. Но денег у него не было, и чтобы получить её благосклонность, он написал стихи: «Самарканд и Бухару / За одну родинку твою / Я отдам». Уж не знаю, приняла ли она эту плату, но о стихотворении узнал Тамерлан. Он призвал поэта к себе и стал его отчитывать: «Я сил своих не щажу для моих городов, а ты их хочешь отдать за одну родинку! Как это понимать?» На что поэт ответил: «…», – (не помню, что он ответил, что-то вполне восточное). – Тогда Тамерлан рассмеялся, дал ему халат со своего плеча и сказал: «Пошёл вон!»

Пересматриваю «Репортаж о Деварха Баба». Святой старец в набедренной повязке сидит в деревянной клетке. Он говорит журналистам из России, что нашу страну ожидают большие страдания. Но они помогут нам очиститься. Он очень уважает Горбачёва и просит передать, чтобы тот во время предстоящего визита в Индию заехал к нему – старец даст ему один очень полезный совет. Напрасно Михал Сергеич не воспользовался приглашением! Прощаясь со старцем, репортёр подходит к его клетке, стоящей на возвышении, и просит благословения. Старец просовывает через прутья деревянной решётки свою тощую загорелую ногу и кладёт её репортёру на голову. Я снова неловко задеваю гладильную доску. Абажур падает прямо на картошку. Кусочки жирного лакомства разлетаются по комнате.