– Тебе здесь нравится? – прошептал Баратов у самого уха.

Только услышав этот голос, Елена на миг вырвалась из сновидения, из всполохов прошлого, озаривших привычную серость.

Баратов мгновенно почувствовал перемену. Он и сам был зачарован видом стройной фигурки, стоявшей на балконе и открывавшей лицо навстречу разноцветным брызгам. Дима увидел Елену ещё снизу и понял, что больше ждать не может. Этот ломкий стебель тростника должен был принадлежать ему. Сейчас. Это было не физическое желание. Он даже не испытывал потребности прикасаться к своему неожиданному приобретению. Дима просто знал: Елена должна ему принадлежать. Она была частью его. Той огромной частью, которую Баратов давно потерял, без которой привык жить и которую теперь обрёл вновь.

Дмитрий не знал, в чём выражается это единство. Елена была частью ночного волшебства, призраком прошлого, навсегда уходящей роскоши давно обедневших родов. Но Елена была его плоть от плоти, словно вырванный кусок сердца. Теперь, когда Дмитрий нашёл её, привычное чувство потери стало острым как никогда. Теперь он уже не мог её отпустить.

Елена нахмурилась и чуть повернула голову, желая проверить, не издевается ли Баратов. Дима на мгновение залюбовался надломленным изгибом тонкой шеи. Между двух хрупких косточек трепетало дыхание, и призрак его едва заметно касался теперь щеки Дмитрия.

Эту же секунду Елена молчала, а потом вдруг поняла – здесь, наверху, в окружении горячих рук, ей в самом деле нравится. Пожалуй, куда лучше ей было бы, если бы она не чувствовала себя обязанной этому человеку, не должна была отдаться ему здесь и сейчас, а могла просто понежиться в исходившем от него тепле и, стоя рядом, насладиться незнакомым ароматом чужой ночи; но ей было хорошо даже так, и она абсолютно точно не хотела бы видеть рядом никого, кроме малознакомого, но давно уже тенью проплывавшего над её жизнью Дмитрия Баратова.

– Да, – прошептала Елена, но раньше, чем закончилось это короткое слово, губы Баратова накрыли её собственные. Горячие и чуть шероховатые, но в них хотелось утонуть, слиться с исходившим от Дмитрия жаром, растворяться в нём и плавиться, как плавится в наковальне обломок серебра, чтобы обрести новую жизнь. Елена приоткрыла рот навстречу Баратову и потянулась к нему в поисках того странного единения, которое пока лишь прошлось щекоткой по её коже.

Не разрывая поцелуя, Елена развернулась и опустила руки на плечи Баратову.

Горячие ладони прошлись по её спине, комкая тонкую ткань платья, и от близости живого горячего тела Елена застонала, наполняя сладостной вибрацией и тело Баратова. Тот едва заметно улыбнулся, потянул девушку на себя, и остановился уже в комнате, перед открытой дверью, позволяя запахам ночи проникнуть внутрь.

Елена замерла в проёме, не решаясь ступить через порог. На краю сознания противно жужжала мысль, что всё происходящее – только сделка. Мгновенная прихоть самоуверенного человека, который завтра найдёт себе новую игрушку.

«Но это будет завтра», – подумала она. Здесь и сейчас шествовала по парку волшебная ночь, в которой Елена хотела раствориться и остаться навсегда.

Так и не дождавшись, когда Елена шагнёт навстречу, Баратов потянул её внутрь и рывком уронил себе на грудь. Зарылся носом в ароматные волосы, сминая их как пух одуванчика.

Елена неловко опустила ладони ему на плечи, всё ещё не зная, должна ли откликнуться на эти требовательные прикосновения. Она не хотела отдаваться ему по контракту. Если бы речь шла только о долге, она позволила бы себе быть холодной и отчуждённой, равнодушно доверить Баратову делать с её телом всё, чего тот хотел.