– Как вы думаете, Видящие маги способны разглядеть сущности демонов?

– Не знаю, Никита Васильевич, – растерянно улыбнулась Достоевская. – Об этом вам лучше поговорить с моим бывшим квартирантом.

Она имела в виду Родиона Романовича – Видящего мага с очень неуравновешенным характером.

– Так и сделаю, – кивнул я, принимая из рук Достоевской чашку с крепким кофе.

Сделал глоток и даже зажмурился от удовольствия.

– Спасибо, Алена Ивановна, очень вкусно! Не знаете, Степа в лаборатории?

– Да, – кивнула Достоевская. – Заперся там с какой-то обгоревшей тетрадкой.

– Я загляну к нему, – улыбнулся я.

В дверь лаборатории мне пришлось стучать минут пять, не меньше. Когда Степан, наконец, открыл дверь, вид у него был взъерошенный и растерянный.

– Никита, где ты раздобыл эту тетрадь? – сразу же накинулся он на меня.

– Мужественно спас на пожаре, – улыбнулся я. – А что?

– Эта музыка! В ней есть что-то таинственное и магическое. Вот, послушай!

Ловким движением фокусника Степа извлек из кармана губную гармошку.

– Ты разбираешься в музыке? – удивился я.

– Не очень, – признал Степа. – Но это не важно. Слушай!

Степан поднес гармошку к губам и извлек из нее несколько визгливых звуков. За стеной лаборатории тут же раздался недовольный звериный рык.

– Что это? – нахмурился я.

– Это Потап, – отмахнулся Степа. – Целыми днями спит в своем погребе. Не обращай внимания.

Он снова дунул в губную гармошку. Послышалась заунывная трель, и рычание за стеной стало громче.

– Степа, не буди в Потапе зверя, – сказал я. – Музицируй подальше от его погреба.

– Точно! – просиял Лабуаль. – В доме ведь есть пианино? Как я мог про него забыть?

Старое пианино, действительно, стояло в гостиной на первом этаже. Оно осталось еще с тех древних времен, когда мама играла на нем детские песенки для нас с братом.

– Идем! – решительно кивнул Лабуаль.

Чтобы не терять времени, он шагнул прямо сквозь стену – у призраков такие фокусы получаются замечательно. Губная гармошка со стуком упала на пол. В отличие от Степы, она была вполне материальным предметом.

– Никита, захвати тетрадь! – донесся с улицы голос Степы.

Я взял со стола обугленную тетрадь и вышел через дверь – я ведь не был призраком.

Степа плюхнулся на банкетку перед пианино и положил пальцы на клавиши.

– Сейчас, – сказал он, заглядывая в тетрадь. – Вот!

И неумело наиграл какую-то простую мелодию.

Но от этой мелодии у меня в груди стало пусто и холодно. Как будто я умер. Причем, настолько давно, что даже успел позабыть, каково это – быть живым.

Хотя, нет. Умер не я, а что-то внутри меня.

– Никита, скажи, чтобы он перестал! – встревоженно просвистел Убийца.

– Да, Ник, пусть он больше не играет, – присоединился к просьбе демона Смерти Умник.

А Ксантипп просто тяжело вздохнул.

– Степа, прекрати играть, – нахмурился я. – Немедленно!

Лабуаль послушался и убрал пальцы с клавиш.

А я обратился к демонам:

– Ну, и что это было?

– Эта музыка действует как гипноз, Ник, – объяснил Умник. – Не очень сильный, но он заставляет демонов впадать в оцепенение.

– И вас тоже?

– Нет. Мы можем сопротивляться. Хотя, настроение при этом будет не из лучших. Но кто знает, как музыка подействует на живых демонов?

– Огненная бездна! – выругался я. – Только этого мне не хватало! Степа, никто не должен видеть эту тетрадь! Спрячь ее подальше, и больше с ней не экспериментируй. А лучше дай-ка ее сюда!

– Но ведь это для науки! – попытался протестовать Лабуаль.

Не слушая возражений, я вырвал тетрадь у него из рук и шагнул через Тень в свой кабинет. Там я установил сейф из аномального металла и защитил его Печатями, которые придумал лично. Любой человек, который попытался бы вскрыть сейф, тут же свалился бы замертво.