– Я не знаю… – Мира сделала глоток шампанского. Воркевич самодовольно усмехнулся и промокнул салфеткой губы. – Я не знаю, почему вы считаете, что канализацию придумали римляне. – Теперь уже Мира подняла на него свои тёмные карие глаза. – В тысяча девятисотом году в Ираклионе, это столица Крита, если что, – Мира рассчитывалась уколом на укол, – археологами был раскопан Кносский холм. Так вот, при этих самых раскопках обнаружен Кносский дворец царя Миноса. К слову сказать, этот дворец по площади оказался больше британского Букингемского дворца. И угадайте, что же обнаружил Эванс, главный археолог? Все верно, канализацию! Дворец был построен задолго до появления римской республики. – Мира сделала еще глоток шампанского, но Олег знал, что эта пауза осознанная. Улыбка давно сползла с лица Воркевича, как голубиные нечистоты сползают с лобового стекла вымытого авто. – Что касается технологического превосходства, – продолжила свой спич Мирка, – то и здесь есть пища для споров. Например Антикитерский механизм, поднятый со дна Средиземного моря неподалеку от того же Крита. Датируется второй половиной второго века до нашей эры. Чтобы понять, для чего он использовался, современным ученым понадобилось без малого пятьдесят лет. По сути, он оказался первым компьютером, внутри было собрано более тридцати различных шестеренок, соотношение зубцов на них совпадало с соотношением космических циклов известных в то время планет, запросто вычисляя конфигурацию их движения. Механизм даже учитывал эллиптичность орбиты Луны, предсказывал солнечные и лунные затмения. Компас, часы и планетарий в одном флаконе. Всё, как мы любим, – она подмигнула Воркевичу и усмехнулась. – Так что не стоит относиться к нашим предкам свысока, ведь вы, к примеру, даже имея красный, как пожарная машина, диплом, я уверена, не сможете даже определить время по солнцу.

Воркевич тогда не нашелся, чего ответить Мирке, мало того, с тех пор ни разу не позвонил и Олегу. Наверное, обиделся, но Олег и тогда, и сейчас, гордился сводной сестрой.

Между тем, они давно ехали по Большому проспекту Васильевского острова, Мира вдруг потянулась к стереосистеме и добавила громкости:

– Обожаю эту песню!

Из динамиков звучал Агутин.

…Одна на всех плывет Земля

Нас не знакомят с капитаном корабля

Лишь иногда, как чудеса

Мы слышим эти голоса

Я вас прошу, включите свет

Над этой самой лучшей из живых планет

Включите свет и дайте звук

Я так хочу видеть лес упрямых рук…

Она молча смотрела в окно. Кожевенная линия Васьки13. Здесь прошло их с Олегом детство. По этому тротуару они бегали в магазин за углом, там, за забором справа, – набережная Невы и Галерный фарватер. Они любили смотреть на проходящие мимо корабли, махали туристам руками и мечтали, мечтали, мечтали… Отец до сих пор жил здесь, двухэтажный старый особняк был куплен им в середине девяностых. Обветшалый, с обвалившейся внутри лепниной и полусгнившей лестницей, покрытый по углам черным налётом грибковой плесени двухэтажный дом Берестов выкупил за смешные деньги с обязательством реставрации первоначального облика. Почти три года ушло на масштабную работу, и уж тут-то Роман Сергеевич развернулся во всю широту своей антикварской души! Фасад здания был восстановлен первым. Лепнину воссоздали по дореволюционным снимкам, мрамор на парадную лестницу был заказан в Карелии, барельефы на фронтон – в Академии художеств. Особняк был выкрашен в жёлтый охристый цвет и снаружи стал выглядеть как разодетый по последней моде франт среди серых питерских соседей. Внутренняя отделка затянулась. Долго не могли найти паркет, в итоге решено было реставрировать старый, что на деле оказалось делом, еще более затратным. Камин в гостиной стал декоративным, в нишах стен появились скульптуры Гермеса и Гестии, огромные витражные окна на лестнице изготавливались в частной мастерской на Выборгской стороне, а саму лестницу из сибирской лиственницы отец заказал на Урале. Столовая и гостевая комната располагались в боковом крыле, и здесь отделка не имела сложностей, потому как эти комнаты достаточно неплохо сохранились. На втором этаже три спальни и кабинет отца были отделаны красным деревом, и были восстановлены реставраторами Эрмитажа, с которыми когда-то работал Берестов.