Я, кажется, писал тебе, что Софья Александровна приглашала меня на партию винта, запросто, в сюртуке. Оказалось, что она говорила это всем своим знакомым, которых встречала в течение трех дней. Я приехал в одиннадцатом часу и нашел человек пятьдесят, которые барахтались в ее маленькой квартирке, одним словом, вечер en forme[20]. К счастью, я в тот день обедал в австрийском посольстве, а потому одет был не запросто, а как следует. Видел там твою Мери и с большим удовольствием поговорил с ней, потому что она косвенно напоминала мне тебя. Только зачем при ней неотлучно состоит эта громадная каланча Неверов? Мери слишком умная женщина, чтобы находить удовольствие в его обществе.
Третьего дня я был очень встревожен тем, что твоя моська целый день ничего не ела и как-то странно стонала. Я сейчас же послал за ветеринаром; он ее чем-то вымазал и дал лекарство; сегодня она, слава богу, совсем здорова. Дети здоровы и целуют тебя.
Твой муж и друг Д.
11. От М. И. Бояровой
(Получ. 16 мая.)
Спасибо, милая Китти, за твое большое дружеское письмо.
Даже такая непроницаемая для всех женщина, как ты, и та чувствует потребность иметь кого-нибудь, с кем можно говорить a coeur ouvert[21]. Кого же тебе и выбрать, как не меня, которая обожает тебя с детства? Mais pourquoi me recommandes-tu la discretion?[22] Про себя я разболтаю все, что хочешь, но если дело касается тебя, то умею молчать. Архива у меня нет, и все твои письма я как прочту, так сейчас же рву. Мне также надо рассказать тебе много смешного и много грустного. Во-первых, у нас опять произошла семейная драма. Ипполит Николаич, просматривая учебные тетради Мити, вероятно, заглянул в ящик учителя и открыл послание в стихах, в котором Василий Степаныч объяснялся мне в любви. Я думаю, что он никогда не решился бы поднести мне эти стихи, а писал их для своего собственного удовольствия, mais il a eu la sottise de placer mes initiales a la tete[23]. Ипполит Николаич, конечно, сейчас же возымел подозрение, рассчитал учителя и велел ему через час покинуть наш дом, потом пришел делать сцену мне. Я была еще в постели и спросонья испугалась, думая, что он узнал что-нибудь про Костю, но когда он начал читать преступное стихотворение, я не могла удержаться от хохота. Каковы эти стихи, можешь судить по последнему куплету:
Как я ни уговаривала Ипполита Николаича примириться с учителем, он остался непреклонен, уверяя, что поэзия имеет страшное влияние на слабое сердце женщины. Я думаю, во всем мире не было еще такого примера, чтобы какая-нибудь женщина изменила мужу из-за стихов, особенно таких, в которых блонды рифмуют с природой. И зачем ему понадобились эти блонды? Я их отроду не носила. Боясь, что по своим «принципам благоразумной экономии» Ипполит Николаич обсчитал учителя, я послала ему через Митю пакет с деньгами, но он деньги сейчас же послал обратно, причем написал мне, что сохранит обо мне самое светлое воспоминание на всю жизнь. Мне жаль Василия Степаныча: он говорил иногда много глупостей и писал плохие стихи, но человек был хороший. Костя также его жалеет, потому что ему теперь некого громить и уничтожать после обеда. Впрочем, Костя такой консерватор, что даже моего мужа считает либералом, и как-то заявил мне, что не мешало бы Ипполита Николаича согнуть в бараний рог. Этот бараний рог так ему понравился, что он повторил его раз пять, прибавляя, что это отличный каламбур. Я вовсе не разделяла этого мнения; разные грубые выходки Кости в подобном роде давно меня коробили, но на этот раз я опять промолчала. Наконец, я потеряла терпение, и мы поссорились серьезно. Надо тебе сказать, что на вечере у Софьи Александровны я встретила твоего мужа. Он приехал с какого-то обеда, tres elegant et tres rajeuni