Как только свет в зале приглушили, в воздухе повисло долгожданное молчание с примесью ощутимого волнения. Все взгляды устремились на сцену. Участников выставки поприветствовал глава Бюро архитекторов судеб, он же председатель жюри и главный меценат Архитектурного сообщества, и он же сын учредителя и основателя выставки судеб.

– Добрый день, коллеги, – тяжёлым размеренным голосом проговорил человек на сцене. – Благодарю всех участников выставки судеб за предоставленные на конкурс работы. В очередной раз хочу отметить качество ваших работ, а в некоторых случаях и изысканность. Нашему новому Бюро чуть больше пяти тысяч лет, но, несмотря на молодой возраст нашей организации, мы успели проделать огромную работу и показать важность нашего объединения в сравнении с индивидуальной работой на подряде.

И пока глава Бюро распинался на сцене с помпезной речью, наш Архитектор продолжал смотреть на Инес, совершенно игнорируя всё происходящее. Честно говоря, речь из года в год ничем не отличалась, в ней лишь периодически менялись цифры. Архитектор же всё никак не мог выкинуть из головы Инес, он то и дело ронял на неё взгляды из-под своих тёмных густых бровей.

Несмотря на всю открытость своих чувств к Архитектору, Инес всё же знала, как вести себя с мужчинами. Она ни разу более не взглянула на Архитектора, но была уверена, что этим вечером он смотрит на неё, что где-то внутри его сухой души разгорается огонь ревности к молодому и красивому собеседнику Инес. Ей не нужны были доказательства его чувств к ней, она прекрасно знала, что это не любовь, а лишь инстинкт собственника, но ей нравилось, что в этом зале он смотрит только на неё.

– Первое место в номинации «Счастливчик» заслуженно достаётся Аде, автору судьбы Гузель Бюрие, – зал взорвался аплодисментами, и на сцену поднялась тучная дама в тёмно-синем сарафане с ромашками и вязаном кофейном жакете поверх. Архитектор усердно захлопал в ладони, наконец-то переведя взгляд с Инес на сцену. Это была его соседка, в некотором роде хорошая приятельница, которая частенько забегала в мастерскую Архитектора, чтобы починить случайно поломанные судьбы. Так к судьбе Гюзель прикоснулась и рука Архитектора.

Одним ветреным, хоть и солнечным утром Архитектор попивал кофе в своей каморке, которая служила ему и спальней, и кухней, но, что радует, хотя бы не туалетом. Предполагаю, что, чувствуя приближение бури в виде своей соседки Ады, Архитектор проснулся значительно раньше и потому уже держал в руках вторую чашку кофе. Витринные стёкла мастерской зазвенели под частыми ударами по двери.

– Архитектор, ты здесь? – визжал испуганный женский голос. – Просыпайся, просыпайся скорее.

Архитектор вскочил, мигом подбежал к двери и, чуть не сломав внутренние затворы, с размахом открыл дверь. На пороге стояла Ада в ночной рубашке и с чемоданчиком в руках. Как только она увидела Архитектора, её круглое лицо размякло, расплылось от горя и беспомощности, а из глаз покатились слёзы.

Ада трясущимися руками протянула Архитектору коробку и заплакала ещё сильнее.

– Я лишь хотела, чтобы она хорошо провела вечер, – шмыгая носом, тараторила Ада, – а она возьми да влюбись в этого.

– Кто? В кого? – заулыбался Архитектор, зная, как Ада любит преувеличивать.

– Гюзель. В этого афериста. А он ей не пара… А я ей сегодня встречу с другим… А она не пошла… А он… А она… – продолжала всхлипывать Ада, протягивая чемоданчик трясущимися руками.

– Ада, прошу, зайди в мастерскую и расскажи по-хорошему, что произошло.

– Ты только посмотри, она же сейчас всё испортит. Я всё испортила, – протяжный и весьма противный плач вырвался из груди Ады.