Стоило же хозяйке на секунду отпустить кобеля, что бы дать ему возможность отряхнуться, как он попытался кинуться обратно к вожделенной яме, но не тут-то было. На поводке он был сопровожден к домику, в котором мы жили. И вот тут возникла дилемма. Собака была абсолютно мокрой, но оставить ее на улице сохнуть было нельзя – она вновь убежит к яме. Если же запереть ее в домике, то станет мокрым все, до чего она сможет дотянуться и вытереться – одеяло, простыни, одежда. И тогда Ольге пришла идея ускорить процесс сушки. Она взяла фен для волос и стала сушить недовольного пса. К моменту, когда его шерсть стала сухой, Арчи был похож на лопоухий шерстяной шар, из которого глядели два непокорных глаза.

Остальную часть дня пес провел на поводке, пристегнутым к крыльцу дома, переваривая добытую в недрах земли кашу и дожидаясь, когда шерсть примет свой первоначальный вид.

В течение четырех лет наша молодая семья прожила в прекрасном зеленом академгородке Пущино, расположенном на высоком берегу Оки. Конечно же, Арчи жил с нами. Парк зеленой зоны, отделяющий институтские здания от жилых домов, широкая пешеходная аллея, пересекающая весь город от края до края, множество спортивных и детских площадок и, конечно же, огромная пойма реки Оки – все это делало город Пущино настоящим раем для молодых семей с детьми и собаками.

Гуляли мы, обычно, все вместе: мы с женой, ребенок в коляске и собака. Арчи был собакой вольной и с большим неудовольствием ходил на поводке. Да я и сам предпочитал, чтобы собака спокойно гуляла рядом, без поводка, чем отрывала мне руку своими постоянными рывками. Это вполне устраивало Арчи, и он неусыпным взглядом следил за хозяином. Стоило мне хоть ненадолго отвлечься, как пес исчезал. А дальше начинались бега наперегонки. Пес отлично знал все городские злачные помойные места, где сердобольные жители оставляли вкусненькое для кошечек и собачек. И начинал планомерно их обходить. Я же старался перехватить его на одном из таких мест. Не могу сказать, что мне это часто удавалось. В большинстве случаев Арчи выходил в этом соревновании победителем. Я возвращался домой, а через пару часов начинал поиски своей собаки по общежитию, в котором мы жили.

Надо отдать должное уму и сообразительности моего пса. Нагулявшись, он всегда возвращался в наш дом и, зайдя с кем-нибудь из жильцов в лифт, поднимался на первый попавшийся этаж. Там он шел к двери, за которой, по его мнению, располагалась наша квартира, и спокойно засыпал на коврике возле нее в ожидании, когда его найдут. Моя же цель была обнаружить собаку на этом коврике. Для этого я вызывал лифт, заходил в него и, останавливаясь на каждом этаже по очереди, выскакивал на прилифтовую площадку и смотрел вдоль по коридору, а нет ли там нашей собаки. Если ее там не оказывалось, то я ехал на следующий этаж. И так до момента обнаружения беглеца.

Но со временем Арчи понял, что его привозят не туда, куда нужно, и перестал ездить на лифте. В холодную погоду он заходил в вестибюль общежития и сидел там, ожидая меня. Чаще же всего просто бегал по площадке перед домом. Я выглядывал с балкона на улицу и обнаруживал свою собаку.

– Арчи! – грозно кричал я. – Сидеть! Жди!

Пес смотрел в мою сторону, садился и ждал, когда его заберут с улицы.

После возвращения домой Арчи обреченно выслушивал всю брань в свой адрес, был выдран и наказан на последующие несколько часов. Я же предвкушал беспокойную ночь, когда мне три-четыре раза прийдется выводить просящуюся на улицу собаку, которой очень плохо. И так повторялось с завидным постоянством, не взирая на наказания и побои. Это чем-то напоминало жизнь пьяницы или наркомана, который, зная о последствиях, не может противостоять своим желаниям и вновь, и вновь спешит к заветному источнику наслаждения, чтобы припасть к нему.