Автандилу стало холодно изнутри.

– Может, пойдём? Поздно уже.

Белоснежка удивлённо посмотрела на него.

– Нас ждут к обеду.

– А я бы осталась здесь, – вздохнула она.

«И всё же сюда приходят», – подумалось на обратном пути. Женщина, встретившая их, ни капельки не удивилась, ничего не спросила. Будто чужаки с тёплой одеждой в нелепой обуви здесь – обычное дело.

– Мы-то уж отобедали, – приветливо встретила Хозяйка. – Присаживайтесь. Только вместо борща у нас сегодня окрошка. Окрошку любите?

– Люблю, – признался Автандил, – но давно не ел. В детстве мама часто готовила.

Окрошка оказалась такой вкусной, что захотелось вылизать тарелку. Но перед Белоснежкой было неудобно.

Она глянула на часы и тихо сказала:

– Я опоздала на метро.

Сначала Автандил не понял, о чём она. Потом сообразил – это здесь ещё день, а наверху… Ого! Наверху уже четверть первого. Куда только время упорхнуло?

– Можно у меня переночевать… – не подумав, брякнул он.

– Уже? Мы ведь только сегодня начали целоваться, – и она очень серьёзно посмотрела на Автандила.

Попрощались, забрали тёплые вещи и отправились домой.

– Мы вернёмся, – закричала Белоснежка, обернувшись, и помахала рукой.

Автандил старался выдерживать верное направление. Жаль, не оставили они никаких меток: камни горкой сложить, палку в землю воткнуть… А тут и смеркаться начало – интересно, по какому времени они живут, по Гринвичу, что ли? – и Край Мира не просматривался. Серость и коричневость клубилась – то ли скалы до неба, то ли облака до земли. Ещё была нелогичность, она потом до Автандила дошла – больно уж высок Край Мира, не столь длинна была лестница, по которой спускались. Но это потом, потом такая мысль в голову пришла, а тогда не до рассуждений было. Белоснежка, почему-то, примолкла, засерьёзнилась, и он размышлял, как выудить подружку из минорного состояния.

Стена, гладкая, без зацепок, явилась вдруг, словно туман в неё сгустился. И никаких пещер. Самое поганое – непонятно, куда идти. Можно – направо, а можно и влево, и выбирать между этими «направо» и «влево» непонятно как. Ясно теперь, почему кретин-осёл меж двумя охапами сена с голоду сдох. А ещё оказалось, что темнеет здесь исключительно быстро. Ну, не так уж, когда лампочку выключают, но сумерек нормальных не случилось. А ночью средь камней, без луны и звёзд, со здоровыми ногами запросто можно распрощаться и больные взамен получить. Наверно, сообразительная спутница тоже это поняла, а может ещё почему, но предложила первая, спокойно сказала:

– Пойдём вниз.

А холодные ли здесь ночи?

Автандилу очень уж не хотелось беспокоить давешнюю хозяйку – и тут им повезло. В редкой рощице наткнулись на груду сухих сучьев, будто кто специально приготовил – знал, что им для ночлега понадобится.

– Всё равно за спичками идти придётся, – вздохнул Автандил.

– У меня есть, – спутница порылась в рюкзачке и достала зажигалку.

– Ты куришь? – поинтересовался Автандил, когда огонь, пока ещё робко, стал переползать с веточки на веточку. Сам он не курил – вредно ведь – и в других не поощрял этой странной привычки.

– Только для поддержания разговора, – пояснила она.

Костёр разгорелся, и новые робинзоны неторопливо подкармливали его свежими сучьями. Они вправду ощущали себя единственными людьми в этой непонятной земле. Будто и не было домиков под красными крышами и весёлых воплей на берегу озера.

– Где ты раньше жила? – поинтересовался Автандил.

– Когда раньше?

– Раньше.

– В деревне. Сначала маленькой, а потом побольше.

– Где? На севере, юге, западе, востоке?

– Недалеко от Пензы. Мама – учительница. Была… Денег не платили, как и всем. Родители учеников помогали, а ещё она на почте работала.