Вдруг послышался отчетливый гул авиадвигателей. Словно никогда не видевший вертолета, а это определенно был вертолет, Бланкенберг снова направился к окну. Гул нарастал и вскоре приобрел совершенно жуткий, угрожающий характер. А дальше случилось то, чего Бланкенберг ну ни как не ожидал. Прямо на улицу полетели красные огни. Поначалу промелькнула мысль, что это были сигнальные ракеты, но нет – на улицу, на дома и ветки деревьев летели тепловые ловушки.

Вскоре в поле зрения показался-таки один вертолет, судя по траектории, это был явно не тот, что обозначил себя огнями. Военный Ми-24 шел куда-то на юго-запад. Высота полета едва дотягивала до пятидесяти метров, – это Бланкенберг определил ориентируясь на многоэтажки.

– Вот дерьмо! Им все-таки это удалось! – пробормотал он по-английски, после чего бросился к компьютеру. О событии следовало немедленно доложить.

Глава 4

06.04.1992

Яркие солнечные дни с зимним снегом сменились серостью и слякотью. Тем не менее, это была весенняя серость и весенняя же слякоть. Все говорило о неуклонно приближавшейся теплой поре. Даже воздух был другой. Нужно было лишь подождать пару недель и можно будет радоваться первой зелени и по-настоящему теплому солнцу. Мир преобразится не в пример той яркой, но все же зимней картине.

Город жил своей новой и не вполне нормальной жизнью: поодаль над рыночными рядами виднелись американские флаги, где-то вдали рокотал очередной вертолет.

Вертолеты, в числе которых были те два, здорово пощекотавшие нервы, теперь базировались в старом аэропорту, представлявшем собой всего лишь грунтовое, ничем не покрытое поле и группу приземистых хозяйственных построек. Гарнизон, к которому принадлежала авиация, также поддался этой американско-забастовочной истерии и по сути пошел на откровенный мятеж.

А ведь пару лет назад праздновали Первомай. Про себя, на кухнях, смеялись конечно над ничего не значившим искусственно нагоняемым торжеством, но все же это было куда лучше, чем то, что стало потом. Да и домашняя часть, домашнее празднование было вполне искренним. Лишь бы повод был. В общем жить-то, не изменяя краснознаменным ритуалам было можно, пусть и не как заграницей. А теперь…

Раздумья Брагина прервал «УАЗ-таблетка», энергично выехавший откуда-то из пятиэтажечного двора. Брагин в это время как раз переходил дорогу-выезд. Из машины вышел человек и направился определенно к нему. Все выглядело так, словно вышедший из машины просто узнал своего давно не виданного знакомого, и теперь торопился подойти к нему, поприветствовать и переброситься парой фраз. Заговоривший, наконец, незнакомец назвал Брагина по имени-отчеству, после назвав его заново по фамилии и званию. Из-под куртки, вроде бы украдкой, показалось удостоверение.

Брагин невесело усмехнулся.

– Не думал, что что-то еще осталось, – ответил он. Последний раз я был на сборах в восемьдесят седьмом и на этом все. А сейчас… Мы в какой стране вообще? Это шутка, но если серьезно, то я без мата происходящее не опишу.

В машине, куда Брагин сел, не проронив ни слова, помимо водителя было еще двое. Одеты были в несколько нелепые, хотя получившие определенную популярность пуховики.

– Каково ваше мнение по поводу происходящего. Происходящего начиная с первого апреля – сходу спросил один из них, по виду чуть постарше.

В ответ Брагин характерно мотнул головой – во время такого жеста обычно выдают какую-нибудь хорошую матерную тираду, но Брагин сделал это молча – впрочем, и всем так должно было быть все ясно.

– В первую очередь – все же начал он, – Я испытываю удивление, испытываю его с первого дня. Мне кажется, этот розыгрыш послужил своеобразным запалом. Если бы то, что он хотел поджечь не подожглось бы, мы уже и не вспоминали бы это. Я имею ввиду, что он поджег что-то нездоровое в людях. Ну есть выражение массовый психоз. Я думал, что это просто такое выражение, а тут это так и сработало. Такое мое мнение.