Но вот попалась первая живая душа. На зернистом чёрно-белом фото смущённо улыбалась, глядя выше объектива камеры, темноглазая блондинка в шёлковом халате. Фон её украшала часть круглых настенных часов.

Демид щёлкнул мышкой, а Лера оглянулась и осмотрела циферблат над моей кроватью.

Я упёрся лбом в кулак, чтобы не видеть её заинтересованное выражение и следующие несколько фотографий.

– А говоришь, поминать тебя некому, – тихо сказал Демид. Я одёрнул руку ото лба.

– Она не знает о моей смерти и меня самого уже не помнит. Это было ещё до армии.

– Помнит, – будто сам себе пробурчал некромант и переключил размазанную фотографию кривляющейся в постели парочки. – Всё она помнит, Никита.

– Вот эта вроде ничего, – опередила мои негодования Лера. – Качество бы только получше и… Хотя такое, наверное, ставить не очень прилично.

При виде следующей фотографии меня охватили новые приступы раздражения. Да уж, лохматый мачо топлес – хоть и запечатлённый по грудь и немного в профиль – не самое адекватное изображение на надгробной плите.

Подумав немного, Демид спросил:

– А ты сам себя не фотографировал?

– Как волк из «Ну, погоди!» что ли? – хмыкнул я.

– Как сейчас молодёжь любит. Телефон так поднимут, – он приподнял руку над головой, – и фотографируются.

Я громко фыркнул.

– Вот делать мне больше нечего.

– Тоже не понимаю, – поддержала меня Лера. – Это глупо и неудобно. Ладно, если бы придумали такие телефоны, чтобы можно было видеть, как фотографируешься, а не вслепую щёлкаешь. То пол-лица получается, то глаз обрезанный, то ещё что. – Увидев, как улыбнулся, глядя на неё, Демид, она поспешно добавила: – У нас в училище гламурные курицы так фоткаются! Кадра с десятого что-то у них и выходит.

Сумрак пролистал последние пару фотографий и заявил:

– Вот. Самый оптимальный вариант.

Свой выбор он остановил на единственной фотографии с нормального цифрового фотоаппарата. На ней зубоскалили трое гаражных работяг с одной из моих последних подработок, а я в это время подходил к ним, чтобы что-то спросить, совершенно случайно попал в кадр и посмотрел в камеру. Благо, выгляжу здесь сносно. Одет более или менее прилично и пока ещё чисто, губы не скривлены и не вытянуты, как обычно получатся во время неожиданной съёмки во время разговора. Я даже производил впечатление «вполнесебеничегошнее».

– Вот так обрежем, – Демид изобразил двумя пальцами стороны квадрата вокруг моего изображения, – и распечатаем. Сейчас заедем в фотосалон, заодно и купим рамку.

– А как же керамика и установка на плиту? – удивилась Лера.

– На это уйдёт много времени, сама понимаешь. Я хочу провести ритуал сегодня ночью, там же, на кладбище. Обойдёмся пока быстрым вариантом. Главное, чтобы было изображение усопшего.

Я уже собирался возмутиться и полюбопытствовать, на кой тогда мы так тщательно подбирали фотографию, но при последнем слове некроманта поёжился от охватившего меня могильного холода. Невозможно привыкнуть к подобным словам в свой адрес, находясь среди живых людей и строя планы. Я – усопший.

Демид вставил в слот свою флешку, уткнулся в монитор и флегматично бросил:

– Выезжаем на Голиково сегодня в девять. Тебе, Лера, лучше остаться дома.

– Я не пойду домой! – огорчённо выдала та и добавила, как будто извиняясь: – Я… тоже хочу поехать…

– Лера. – Некромант грузно втянул воздух, щёлкая по кнопке мыши немного быстрее, чем нужно бы. – Пойми правильно – ты со мной уже почти сутки, и сейчас, по закону, я за тебя в ответе. Если ты не явишься домой, мать объявит тебя в розыск, и у меня могут быть проблемы. Останься сегодня дома, так всем будет лучше. А ты, Никита, будь готов к девяти вечера. Кстати, пока мы у тебя дома, подумай, что бы ты хотел забрать отсюда с собой. Что положить на твою могилу?