Утром не явился один из докладчиков. Владыка Антоний, перегнувшись через ряд кресел, положил мне руки на плечи:
– Валя, вы сделаете доклад?
– Да! – ликующим голосом отвечала я, – о чем?..
– О чем хотите!
Ирина фон Шлиппе, переводившая «доклад», предупредила меня: «англичане могут слушать только полчаса».
О чем я рассказывала? О своей работе. Я только что сняла фильм «В поисках Санкт-Петербурга», в нем билась радость начала перестройки, в нем люди перед камерой вели себя так раскованно, вдохновенно, будто всю жизнь давали интервью, в нем народ несколько суток стоял в оцепленении вокруг «Англетера», а «Англетер» все-таки взорвали, и так получилось, что только мой оператор Саша Рачков снял этот взрыв, а потом КГБ гонялось за этим материалом.
С прихожанами
В фильме была снята канонизация Ксении Блаженной. В нем было начало, ожидание, надежда, свежий ветер, счастливые голодные лица молодых, в нем академик Александр Панченко рассказывал о мистике, душе и духе этого странного, зачарованного, умышленного, построенного на Петровских ересях, города, заплатившего за это революцией и блокадой, и всей своей трагической и прекрасной судьбой.
В нем была та Россия, о которой в Англии ничего не знали.
Я поглядывала на часы, Ирина синхронно переводила. Я закончила ровно через тридцать минут. Зал зашелестел, заговорил, кто-то что-то сказал. Ирина шепнула: они хотят, чтобы ты продолжала. Я взглянула на Владыку Антония – он кивнул, и я продолжила…
В тот майский день 1989 года у меня и в мыслях не было, что через четыре года я сниму свой первый фильм о Владыке Антонии и назову его «Встреча». Но начало фильму было положено здесь, в Эффингаме, где я познакомилась со многими будущими его героями. Здесь завязались дружеские отношения, без которых невозможно было бы снять его. Люди, сидевшие в зале, будут возить съемочную группу по Англии, предоставлять кров, кормить и помогать во всем, чтобы запланированная Госкино пятидневная командировка продлилась пять недель, за которые мы сняли двадцать один час материала.
Не могу не рассказать еще об одном эпизоде в Эффингаме.
Мы обедали в гимназической столовой. Еда была простой, но изобильной: кукурузные хлопья, молоко, йогурт, ветчина, мюсли, зелень – каждый выбирал, что хотел.
Я доедала бутерброд с ветчиной, когда кто-то спросил у меня:
– Разве ты не будешь завтра причащаться?
Рука с бутербродом застыла, я онемела.
– Завтра будет литургия?
– Да. А сегодня вечером – исповедь.
Я со стоном опустила бутерброд на тарелку. Через три дня я уезжала в Россию и сама себя лишала последнего причастия из рук Владыки Антония.
Что делать? В отчаянии я бродила среди цветущих деревьев Эффингама. Он уже не казался мне раем. И вдруг увидела Владыку Антония. Кинулась к нему, сбивчиво рассказала обо всем: что уезжаю, что завтра причастие, а я не знала и съела мясо…
Он как-то весь потянулся вверх, распрямил плечи, приподнял голову, улыбка сошла с его лица, оно стало строгим. Передо мной стоял совсем другой человек и человек этот произнес:
– А я не в желудок буду Вам смотреть, а в душу!
Это было – царственное решение. До сих пор живу с чувством, что он мой грех взял на себя. Прости меня, Владыко! И вспомнились его слова из беседы, записанный мною в 1993 году:
«…бывает страшная порода людей, которые все знают, которые держатся устава во всех отношениях и в которых все есть, кроме самой малой искорки или капли крови и сострадания, которые готовы во имя устава церковного и собственной праведности человека разрушить, довести его до отчаяния, Это более страшная порода, чем преступники… И они забывают слова Самого Христа (потому что мое мнение можно ни во что не ставить). Спаситель Христос в двадцать пятой главе Евангелия от Матфея, в той главе, где читается о Страшном суде, спрашивает: вы голодного накормили? бедняка одели? больного посетили? человека в тюрьме тоже посетили?