– Saccente… donnaccia![3]

Оказывается, разговор слышала не одна Анжелина. Крепкая пожилая дама, Мэри, приятельница Джиа, нависла над сплетничающей парочкой ангелом мести. Поза ее была откровенно угрожающей, мощные кулаки упирались в еще более мощные бедра.

– Анжелина! – рявкнула Мэри, простирая руку.

Анжелина шагнула вперед. Щеки Анны вспыхнули ярко-малиновыми пятнами, а Натали вскинула ладонь ко рту, не сумев подавить тоненький вскрик:

– О господи!

Анжелина приблизилась, с трудом сдерживаясь, чтобы не залепить ей пощечину. В похоронном зале повисла соответствующая месту тишина.

Анжелина заговорила, и голос ее звучал ровно, холодно и твердо – настоящий лед:

– Зачем ты здесь?

Натали окаменело молчала. Даже если она и хотела сбежать, проскочить мимо Мэри было невозможно.

Анжелина подступила уже вплотную:

– Зачем ты явилась сюда, коли так гнусно думаешь обо мне и моем муже? Зачем?!

Натали опустила голову.

– Отвечай! – потребовала Анжелина.

– Я не… я… прости, – залепетала Натали.

Вокруг уже собирались люди, лицо Натали сделалось серым. Слухи о том, что именно она ляпнула на похоронах, будут циркулировать еще много дней, а возможно, и лет. Анжелина не сомневалась, что уж лучшая подруга Анна позаботится об этом: для некоторых женщин сплетни дороже верной дружбы. Отчасти утешившись этим соображением, Анжелина смирила гнев, но не прежде, чем нанесла финальный удар.

– Посмотри мне в глаза! – велела она.

Сделав над собой громадное усилие, Натали подчинилась.

– Думаешь, мы с мужем не хотели ребенка? – Перед ее глазами встал Фрэнк, баюкающий в сильных руках младенца, завернутого в кипенно-белое одеяльце. – Больше жизни. Но теперь его нет… – Голос Анжелины дрогнул. Но она справилась с собой, перевела дыхание. – Зато знаешь, что у нас было? Любовь друг к другу. То, чего у тебя не будет никогда, Натали.

Кто-то, взяв Анжелину под руку, увел ее. Мэри, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за Анжелиной, перешла к активным действиям и вытолкала Натали за дверь.

– Sparisci[4], – проворчала она. – Вон отсюда.

Разделавшись с Натали, Мэри повернулась к ее подружке.

– А я-то чем виновата? – попыталась защититься Анна.

Мэри характерным движением принялась закатывать правый рукав на платье. Анна прекрасно знала, что такое итальянская бабушка из Палермо, и не рассуждая стремительно бросилась к двери.

Выходя на улицу, Анжелина понимала, что поступила верно, сказав то, что сказала, – о них с Фрэнком. Даже Натали это западет в память надолго.

Муж гордился бы ею. Больше всего на свете Анжелине хотелось рассказать ему обо всем.

Но Фрэнка больше не было.

Похороны шли своим чередом, но Анжелине казалось, что все это происходит не с ней. Джо и Тина прочли молитвы, отец Ди Туччи произнес прекрасную проповедь, из которой Анжелина практически ничего не запомнила. На кладбище был и военный почетный караул, поскольку Фрэнк демобилизовался из армии капралом. В самом конце церемонии Анжелину охватила нервная дрожь: один из молодых солдат протянул ей флаг, которым был покрыт гроб, – гроб, который несли с таким почтением и аккуратностью, по-военному четко и дисциплинированно. А когда самый молоденький солдатик, почти мальчик, заиграл на рожке печальную мелодию, Анжелина впервые с того момента, как обнаружила Фрэнка в кухне, осознала, что потеряла его навсегда. К счастью (и по настоянию Мамы Джиа), семейный доктор мистер Витали дал Анжелине добрую порцию успокоительного. В результате остаток дня прошел для нее словно в легком тумане.

Поминки устроили у Мамы Джиа, но Анжелина не съела ни кусочка. Она легла и проспала практически весь день до вечера. Проснувшись, поклевала салат, выпила стакан имбирного эля, а потом безучастно смотрела какие-то старые фильмы по телевизору. После полуночи Джо отвез ее домой. Они с Тиной уложили ее в постель и ушли, когда она, приняв таблетку, провалилась в глубокий сон без сновидений.