От одного имени мадам де Модрибур ее бросило в дрожь.

– Вы обе очень добры, но я прекрасно справляюсь сама. Вот придем в Квебек, тогда посмотрим. Йоланда, помоги мне расстегнуть только вот здесь, сверху на спине, а дальше я сама.

Стало совсем темно, и мальтиец Энрико Энци явился с фонарем, чтобы проводить ее через заставленную палубу.

«Ну меня тоже была коробочка с сокровищем, – рассеянно идя вслед за ним, вспомнила Анжелика. – Где же я ее оставила? Где потеряла?»

Она постаралась вспомнить, что туда положила. Немые свидетели событий, которые, как вехи, отмечали ее жизнь во Французском королевстве, и прежде всего при Дворе Чудес, на самом дне Парижа. Там лежало перо поэта, ее любовника-памфлетиста, которого потом повесили. А еще там был кинжал Родогона Цыгана… Длинный и острый кинжал, которым она заколола Принца нищих.

Она запахнула плащ. Неожиданно возник мелкий дождик, скорее туман, сквозь который металлическими отблесками просвечивала луна.

На полуюте Анжелика заметила Жоффрея, и сердце ее наполнила радость. Он отделился от сумрака, черный на фоне свинцовой ночи. Из-за тумана его фигура казалась необычно высокой. Он словно выслеживал кого-то, скользя взглядом вниз по течению реки. Думал ли он о неизвестном корабле? Предвидел ли сражение?

– А могут быть у судна, что идет за нами, воинственные намерения? – спросила она у Энрико. – Что об этом говорят?

Мальтиец покачал головой:

– Ничего… Господин граф считает, что этот корабль задержался в рейсе из-за поломки или из-за подводных течений. Надо ждать. Как бы там ни было, он один, а у нас флотилия.

Он сделал круговое движение рукой, как бы очерчивая другие суда, невидимые в темноте, чье присутствие угадывалось по перекрикивающимся голосам и по проблескам огня и фонарей сквозь туман.

– Монсеньор удвоил охрану и приказал капитанам быть настороже всю ночь и смениться только к утру. Несколько человек сошли на берег и наблюдают за прибрежной полосой.

Пройдя две лестницы, ведущие на третью палубу, Анжелика и Энрико оказались перед дверью с резными створками, которая вела в центральный салон.

По обе стороны двери стояли две скульптуры из эбенового дерева, изображавшие мавров с глазами из белого агата. Скульптуры поддерживали золоченые резные торшеры с лампами из непрозрачного венецианского стекла, где бились огоньки множества защищенных от ветра восковых свечей. Свечи горели долго и светили ярко.

– Мадам графиня может отдыхать, ничего не боясь, – сказал Энрико, прощаясь на ночь. – Нам не впервой быть начеку из-за подозрительного корабля. Для нас выслеживать и защищаться – обычное дело.

Анжелика с улыбкой его поблагодарила.

– А ты, должно быть, рад снова выйти в море, а, Энрико? Тебе тут больше нравится, чем в лесном логове в Вапассу.

Мальтиец живо отозвался с чисто средиземноморской галантностью:

– Где бы я ни был, я счастлив, если могу находиться в компании монсеньора Рескатора и вас, мадам графиня.

– А ты горазд раздавать комплименты, Энрико. Ты нам доставишь немало хлопот в Квебеке с местными девицами…

Энрико Энци весело расхохотался и удалился, весьма довольный, унося с собой фонарь.

Уже почти войдя в салон, Анжелика заметила, что за ней наблюдают. Она машинально подняла голову и увидела, что к ней через балюстраду перегнулся Жоффрей. Луна вынырнула из-за облаков, и вокруг него засветилось серебристое сияние, но лица видно не было.

– Я услышал ваш смех, мадам. С кем это вы так галантно беседовали?

– С Энрико, вашим мальтийцем. Он меня успокоил и ободрил.

– А почему вас надо ободрять, сударыня?

– Этот корабль…

– Этот корабль в большой опасности. Вряд ли ему есть до нас дело. Ему бы на плаву остаться. – Он помолчал и прибавил: – Наоборот, в нужный момент мне будет дело до него.