Анжелика осталась одна с мэтром Берном. Она хотела воспользоваться случаем, чтобы выразить ему свою признательность.

– Я еще не имела возможности поблагодарить вас, мэтр Берн, но я снова ваша должница. Вы получили раны, спасая мне жизнь.

Он поднял взгляд и долго смотрел на нее. Она опустила веки. Его взгляд, обычно бесстрашный и холодный, был в ту минуту столь же красноречив, как и вчера вечером, когда он, очнувшись, видел только ее.

– Как же я мог не спасти вас, – сказал он наконец. – Вы дороги мне, как моя собственная жизнь.

Она сделала едва заметный протестующий жест.

– Госпожа Анжелика, вы хотите стать моей женой?

Анжелика растерялась. Решающий момент настал. Нет, она не впала в панику. И даже, надо признаться, почувствовала нежность к нему. Он любит ее, хочет видеть ее своей подругой перед Богом, и это несмотря на то, что он знает… нет, не знает о ее прошлом… Для мужчины с такими твердыми моральными устоями это было свидетельством его глубокой любви.

Но она чувствовала, что не в силах дать ему четкий ответ.

Анжелика в смятении сжала скрещенные на груди руки.

Габриэль Берн не отрывал взгляда от ее красивого лица с четким профилем, вид которого раздирал ему душу, вызывал почти физическую боль. С тех пор как он уступил искушению и решил жениться на ней, каждый взгляд, брошенный на нее, открывал ему все новые ее совершенства. Ему нравилась даже бледность, которая от усталости легла на ее лицо, – следствие того драматическою дня, когда она, словно за руку, повела их всех за собой, вырвала из лап безжалостной судьбы. Он снова видел ее горящий взгляд, слышал, как она повелительным тоном кричала им, чтобы они поторопились.

С развевающимися волосами она бежала через ланды с детьми на руках, спасая их от опасности, движимая той неожиданной силой, какая появляется у женщины в минуту, когда на карту поставлена жизнь. Он никогда не забудет этой картины.

Сейчас около него, преклонив колени, стояла та же женщина, но она казалась ему слабой. Она в растерянности кусала себе губы, и он догадывался, как сильно колотится ее сердце. Грудь ее судорожно вздымалась.

Наконец она ответила:

– Я очень польщена предложением, которое вы сделали мне, мэтр Берн… но я недостойна вас.

Он нахмурился. Стиснул зубы, чтобы не вспылить. Ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки, и когда она, удивленная его молчанием, осмелилась взглянуть на него, то увидела, как побледнел он от ярости.

– Меня приводит в бешенство ваше лицемерие, – сказал он без обиняков. – Это я недостоин вас. Не думайте, что меня так легко одурачить. Не такой уж я простак. Конечно, я знаю… я убежден, да, убежден, что вы принадлежите к иному миру, чем я. Да, сударыня. Я знаю, в ваших глазах я всего лишь простой торговец, сударыня.

Захваченная врасплох, испугавшись, не разгадал ли он ее тайные мысли, она смотрела на него с таким ужасом, что он взял ее руку.

– Госпожа Анжелика, я ваш друг. Я не знаю, какая драма разлучила вас с вашей семьей и привела к нищете, в которой я нашел вас… Но знаю, что вы были гонимы и отвергнуты, как волк, изгнанный из стаи, потому что он не хотел выть в унисон со всеми. Вы нашли прибежище в моем доме и были счастливы с нами.

– Конечно, я была счастлива, – ответила она совсем тихо.

Он все еще держал ее руку, и она, приподняв ее, прижалась щекой к его ладони так смиренно и нежно, что он вздрогнул.

– В Ла-Рошели я не осмеливался говорить с вами об этом, – сказал он глухо, – я чувствовал, нас разделяет какая-то пропасть. Но теперь, мне кажется, теперь мы все стали настолько… равны после всех событий. Мы плывем к Новому Свету. И вы нуждаетесь в защите, разве не так?