Выставка примечательна не только качеством работ, но и их перекличкой, в целом она составляет сюжет романа о последнем столетии. Где пылающие угли сменялись радужным светом.

Вот диптих: скульптура, черная ель, не очень-то совершенная, но она – данность, которую тот же автор, Дональд Бехлер, изобразил на холсте. Изображенное «хуже» изображаемого – копия всегда хуже оригинала, хочет сказать автор. Или Георг Базелиц, художник, пишущий картины вверх ногами (так они и висят). Казалось бы, зачем? Внизу, в постоянной экспозиции, работа знаменитого скульптора сэра Аниша Капура, представляющая собой стальной круг с вогнутым стальным же зеркалом. Когда подходишь близко – видишь свое отражение «как есть», отходишь – и ты уже перевернут. Видимое нами – иллюзия, если смотреть на Землю сверху – все на ней окажется вверх ногами. Картины Роберта Лонго – черные, он пишет (очень реалистично) углем, считая, что разноцветный мир – не более, чем особенность человеческого зрения, преобразующего световые волны в цвета. А Дэвид Хокни представил на выставке работу из шести холстов, изобразив пейзаж большей протяженности, чем может видеть глаз. Так что это очень осмысленное, аналитическое искусство. В своем роде тоже Бель Эпок – мирное время, позволяющее разглядывать жизнь и философствовать о ней. В Швейцарии оно всегда такое.

Из Роршаха я отправилась в кантон Тичино, из холода и дождей в тепло и солнце. И опять пошла в музей, только что открывшийся – в Лугано построили мультифункциональный культурный центр Lugano Arte e Cultura (LAC), там множество залов для всех видов искусств, здание, разумеется, из стекла – вертикаль застывшей воды к горизонтали озерной, есть даже древнегреческий амфитеатр на открытом воздухе. Так что теперь в Лугано разом появились музей, театр, концертный зал, залы для банкетов и конференций, студии, терраса с шезлонгами для культурного отдыха – стеклянная махина огромна и призвана приобщать италоязычных граждан к прекрасному.

В постоянной экспозиции – много Альберто Джакометти (куда ж без него, швейцарская гордость, ныне самый дорогой скульптор в мире), Пиранези, де Кирико, Сегантини – итальянский уклон здесь само собой разумеется. Из временных выставок я застала две, обе интересные. Молодой художник из Берна по фамилии Зимун выставил на целую стену инсталляцию под названием «171 моторчик, хлопковые шарики и короба 60:20:20». Белые шарики на коротких шлангах (шеях) по-всякому трепещут под действием моторчиков, а ящички служат рамками, границами. Как бы человек, личность (голова) которого активируется моторчиком (сердцем или кто его знает), но свободен он лишь в пределах ящичка (своего тела или общественных рамок).

Другой автор – британско-американский авангардист Энтони МакКолл, представил инсталляцию «Жидкий свет». В полной темноте лазеры рисуют на экранах белые линии, в световой луч добавляется дымок, отчего границы этого луча кажутся прочерченными, как некая твердь. Заходя в пространство света, получаешь на себе густые белые полосы, кажущиеся со стороны элементами одежды, а внутри ощущаешь себя как в море или в середине ржаного поля, но точнее – в космосе, в невесомости. Выход из луча кажется приятным возвращением на родную землю.

Выйдя из центра, садимся на площади перед ним выпить кофе, и хочется спеть «Ах, Лугано, жемчужина у моря», но это еще не жемчуг, а перламутровая раковина, жемчужина зреет долго, и она – в столице кантона, Беллинцоне. Крепостная «кремлевская» стена и замки строились с I века до н. э. по XVI на высокой горе. В наше время содержать все это было дорого, и местные власти распродали гору частным владельцам. Потом выкупили обратно, у кого смогли (до сих пор внутри крепости сохраняются частные виллы), и не зря: в 2000 году ЮНЕСКО внесло Беллинцону в реестр мирового наследия. Мы пообедали на вершине горы в гротто – это такие пещеры, некогда для хранения продуктов, которые постепенно превратились в таверны. Та, в которой мы были – гастрономический ресторан, и сели мы не в самой пещере, а на террасе, чтоб созерцать город сверху. Чувствовали себя совершенно в Бель Эпок – я стала ценить эту возможность выключения из сегодняшней, противоположной ей, Epoque Terrrible.