Межевский шеф-повар Эмманюэль Рено (** Мишлен) – «герой соцтруда», как и его друг – булочник-кондитер Реми Кост. Это почти буквально такое звание, в переводе: «Лучший рабочий Франции». В Межеве есть и «послы» – не дипломаты, а местные жители, пенсионеры, которые добровольно и бесплатно помогают туристам. Мы прибегли к услугам одного посла: он довез нас на машине от ресторана Рено «Снежинки из соли» до аэродрома, поскольку за обедом мы пили вино и не могли сесть за руль. За это посла пустили полетать с нами на четырехместном самолете вокруг массива Монблан. Чувствуешь себя орлом, летая между горных вершин, а не сурком, которые тут к концу лета еле передвигают ноги от обжорства. Посла найти просто: обратиться в туристический офис (во Франции они есть в любом, самом маленьком городке и местечке), где говорят по-английски, а в Межеве – и по-русски, и там вызвонят свободного посла.

Межев был беден как церковная крыса. На что построить горную дорогу для связи с миром, чем жить, если даже масло приходится сбивать вручную? До сих пор в Межеве живет пожилая женщина, по привычке продолжающая сама делать масло в ступе, изготовленной ее братом в 1914 году. Спасение пришло в виде Ноэми Ротшильд, которая приехала сюда в первую мировую войну ухаживать за ранеными и дала деревне денег. На них построили шоссе, а дальше благополучие нарастало как снежный ком: водопровод, центральное отопление, подъемники. В 1936 году Арнольд Аллар изобрел лыжный костюм, потом открыл магазин своей марки одежды, теперь этот дом, самый высокий и единственный здесь каменный – символ Межева. Аллар не соглашается продавать свою марку ни в одном другом месте, а среди горнолыжников она стала знаком отличия, и богатые люди залетают сюда на своем самолете, чтоб купить что-нибудь от Аллара. Здесь и конфеты продают собственного изобретения, и нигде их больше не купишь – «льдинки Межева»: шоколад внутри белой меренги. Но Межев – не только зима, хотя тут все для нее, и лыжные станции, и снежный гольф, и снежное поло. Летом здесь часто скрываются от жары. Можно поселиться в пряничной гостинице или снять трехэтажный шале с бассейном, сауной, кухней и горничной. Недешево (например, Chalet des Sens – 25 тысяч евро в неделю в высокий сезон на 9 человек), но шале не пустуют.

В Межеве есть и духовное место, оно возникло еще до ротшильдовского вливания. Священник решил вложить все свои деньги не в общественно-полезное дело, а в строительство четырнадцати часовен, повторяющих станции крестного пути Христа в Иерусалиме. Во французах «святое» и плотское живут вместе. Несмотря на бонвиванство, куда ни посмотри, приставка «сан» (святой) в названиях встречается через раз. Во Франции всегда сначала возникает что-нибудь «святое», а земное идет следом.

Вот она и вершина – Монблан, «последняя ступень земной лестницы», как написал Дюма. Здесь кто только не черпал вдохновение: Гюго, Ламартин, Марина Цветаева, Рильке, английский художник Тернер. Зимой здесь – гонолыжники, летом – альпинисты. Альпинизм, собственно, и был придуман в Шамони. До середины 18 века и речи не было о том, чтоб подниматься к вершинам. Местные крестьяне считали, что высоко в горах живут злые духи, и если туда пойдешь, то не вернешься. Когда первый человек пошел и вернулся, жители осмелели. Но название второй после Монблана вершины (4465 м) – Про́клятая гора – менять не стали. Потому и проклятая, что духи забираются повыше. О Монблане (буквально – белая гора), 4807 метров, жители не думали вовсе. Там вечные снега, никакие духи не выживут. Но подозрения насчет духов были не напрасны. Сколько лавин сходило и сходит в Шамони! Большой каменный крест стоит на месте, где в 1991 году лавина стерла с лица земли четырнадцать домов. Теперь горное коварство считается разгаданным, и Шамони устроен чересполосицей: кучка домов, потом пустырь – лавиноопасное место. Прежде жители полагались не на науку, а на божественное покровительство: возле старых домов стоят «оратории» – маленькие часовенки со статуями Девы Марии. И дома эти, надо сказать устояли перед стихией, с самого 17 века. Устроены они необычно: прежде скот и люди жили в одном доме, для одних дверь справа, для других – слева, наверху сено, а вещи лежали в отдельном домике-шкафу.