«Родственник из глубинки?..» – вспыхнула и тут же погасла мысль, так как Овечкин вспомнил, что он сирота с давних восемнадцати лет. В целом мужичок за дверью не вызывал опасений, потому Всеволод Геннадьевич отворил дверь и осторожно спросил:

– Вы ко мне?

– Если вы – господин Овечкин, значит, точно к вам, – ответил незнакомец, сменив вымученность подобием приветливости.

Хозяин без дальнейших расспросов пропустил гостя в квартиру и предоставил тому самостоятельно разъяснить цель своего визита.

– Понимаете, Муза Вейсаловна не на шутку разболелась. Мы сначала думали, день-два и пройдет, а у нее температура до сих пор держится, так что она никак не может выйти на работу. Да к тому ж еще праздник сегодня, День всех влюбленных. Вот потому и…

– Что «и»? – растерянно спросил Овечкин. – Кто такая Муза Вей… как там вы сказали, не запомнил?

– Муза Вейсаловна. Моя жена. Она же у вас работает.

– У меня?! Ваша жена?! – Всеволод Геннадьевич запаниковал.

– Да вы не волнуйтесь, Сева, – добродушно, почти по– родственному, изрек гость и продолжил: – В нашем одиннадцатом управлении принято: когда жена болеет, ее работу обязан выполнять супруг. Таким образом, до полного выздоровления Музы – я в вашем полном распоряжении. Вот только извините, по специальности я – слесарь, так что подсобить смогу лишь по части сантехники.

Увидев, что Овечкин стал белее мела и как подкошенный повалился в кресло, сантехник из одиннадцатого управления бойко отрапортовал:

– Можете написать заявление – вам пришлют другую Музу (у нас в управлении весь женский пол имеет одинаковые имена). Но не факт, что новая Муза быстро освоится с возложенной на нее миссией. Выбирать вам.

Минут пять в квартире стояла гробовая тишина, на фоне которой гулко бьющееся сердце хозяина квартиры казалось тому громовым раскатом. Гость же робко переминался с ноги на ногу, вопросительно глядя на Овечкина.

– Так как? Мне приступать к обязанностям? Или заявление будете писать?

– Подожди. Заладил: заявление, заявление… – пришел в себя Овечкин. – Тебя как звать?

– У нас в конторе всех работников-мужчин зовут просто мужьями. Без имен. Так и зовите меня – Муж.

– Муж, так Муж. Только давай без церемоний, на ты. И прошу к столу. – Всеволод Геннадьевич гостеприимно распахнул перед гостем дверь на кухню. – Как говорится, подкрепимся тем, что Бог послал.

Ситуация стала забавлять Овечкина. Мужичок ему нравился. И хоть Сева так до конца и не понял, о какой своей работнице – жене Мужа шла речь, была в ситуации некая пикантность, нестандартность и таинственность. Из тех женщин, кто бывал в квартире писателя, в супруги новому знакомому, скорее всего, подошла бы Анна Митрофановна, приходящая раз в неделю наводить у Всеволода чистоту и порядок да приготовить борщ на три-четыре дня.

«Раиса из издательства слишком юна для этого дядечки, Ольга Ивановна – стара. Хотя разве они мои работницы? Скорее, я на них тружусь. И потом… Он же сказал – Муза Вейсаловна. Неужели эта?.. Значит, ее зовут Музой. Но как… почему? Я не помню, не знаю… Работает у меня… Кем?..»

– Так музой и работает, – словно подслушав мысли Овечкина, пояснил Муж. – Твоей музой.

– Прости, кем? Как ты сказал? Повтори-ка. – А в голове застучало: «Глюки какие-то, сказка наяву. Я, наверно, сплю а это все мне снится».

– Экий ты, Сева, непонятливый да еще недоверчивый. Сон, сон… – заворчал собеседник. – Какой, к чёрту, сон? Реальнее не бывает. Моя Муза – твоя муза. Помогает тебе творить. Ты же писатель. – Муж удовлетворенно хмыкнул. – А каждому творцу по штату положена муза. Некоторым по особому распоряжению выделяют иногда две или даже три музы, но не более. Причем на короткий срок. Ну, это… как у олимпийцев, когда они на рекорд идут. Но обычно на одного творца положена одна муза. Штатное расписание у нас меняют редко. В исключительных случаях наши музы трудятся пожизненно. То есть до конца вашей жизни, писательской или, скажем, композиторской.