Как обычно, Арто подчеркивал, что общество следует отвергать, а не служить ему, что революция должна вырасти из решительного переворота в театре, преображения самого физического пространства и времени, а не из назидательных «общественно-полезных» постановок.

Французский театр, казалось, тоже закрыл для Арто свои двери. Он задумался о пьесе Бюхнера «Войцек»: быть может, в ее постановке удастся воплотить свои новые идеи? Арто пытался убедить театральных директоров Луи Жувера и Шарля Дюллена разрешить ему поставить пьесу у них в театрах – безуспешно; подумывал он и о продолжении сотрудничества с Витраком. У идей Арто о театре образовался небольшой круг поклонников, среди них – Жан Полан; однако его практические планы театральных постановок практически ни у кого не встречали отклика – и так продолжалось почти четыре года. Чтобы на что-то жить и меньше сниматься – съемки в фильмах казались ему унизительными, – Арто задумался о других источниках дохода. В сентябре он планировал давать начинающим уроки «драматического и кинематографического искусства» в конференц-зале в конторе своего издателя, Робера Деноэля, просил Полана найти ему учеников, однако план провалился. В следующем месяце Арто вынужден был подать просьбу о вспомоществовании в правительственный писательский фонд и получил три тысячи франков. В эти осенние месяцы он переезжал из гостиницы в гостиницу в районе Пигаль, пытаясь жить на остатки гонорара за съемки в фильме «Деревянные кресты», однако в октябре снова переехал к своей матери, в ее квартиру в пятнадцатом arrondisement [округе] Парижа.

В 1932 году Арто продолжал развивать идеи Театра Жестокости: материальные трудности придавали его статьям о театре настроение безысходности и неминуемой гибели. В январе 1932 года вышел на экраны первый фильм Жана Кокто «Кровь поэта». 19 января Арто побывал на специальном просмотре для писателей, и успех фильма вызвал в нем жгучую ревность. Он не сомневался, что образы «Крови поэта» украдены из «Раковины и священника», что это еще один из «младенчиков»[68] (наряду с фильмами Бунюэля), порожденных фильмом по его сценарию. Арто требовал от Полана выделить ему в «Новом французском обозрении» специальную колонку, где он мог бы изливать яд на современный кинематограф – однако в этом ему было отказано. Впрочем, премьера фильма Кокто принесла Арто и немалую пользу: именно там он познакомился с Андре Жидом, великим гомосексуальным романистом. Театр в целом Жид терпеть не мог, однако к театральным проектам Арто отнесся с интересом и поддерживал их в течение следующих нескольких лет. В это же время испустил последний вздох Театр Альфреда Жарри, очень давно уже ничего не ставивший. Витрак угрожал использовать название театра в своих целях. Арто пытался это предотвратить: он предлагал совместную постановку в здании заброшенного кинотеатра на Монмартре, с очевидной целью вернуть Театр Альфреда Жарри к жизни, но из этого ничего не вышло.

Финансовое положение Арто немного улучшилось. Он написал для популярного иллюстрированного журнала «Вуаля» три статьи о воображаемых путешествиях – подробно и красочно описал свои поездки в Шанхай, Тибет и на Галапагосские острова, где никогда не бывал. Кроме того, получил место помощника режиссера у Луи Жуве, в постановке пьесы под названием «Сельский кондитер». Эта обыденная работа дала Арто возможность забрасывать Жуве своими идеями и предлагать для его банальной пьески абсурдные и пугающие образы. В письме к Жуве Арто пишет:

Что скажете, если в финале мы выведем на сцену двадцать манекенов, каждый по пять метров ростом? Шесть из них будут изображать шестерых главных героев, каждый со своими характерными чертами: появятся они внезапно и торжественно прошествуют по сцене в ритме военного марша, причем марш должен быть какой-нибудь странный, с восточными мотивами – и обязательно вокруг вспышки бенгальских огней и ракет. У каждого будет какая-нибудь характерная вещь – один, например, может нести на плечах Триумфальную арку