Сближение с сюрреалистами помогло Арто обрести некоторую известность, и стихи его стали легче проходить в печать. В начале своего сюрреалистического периода Арто пишет невероятное множество стихов – как будто пытается одним объемом написанного преодолеть преследующий его «паралич» и заполнить пустоты. Содержание поэзии Арто также изменилось со времен переписки с Ривьерой. Он пытается выразить нечто невыразимое, и именно эта невыразимость – такая живая, такая болезненная – становится плодородной почвой его поэтических поисков. Он пишет на границе между контролем и спонтанностью (в своих стихах Арто, пожалуй, ближе всего подходил к сюрреалистическому опыту автоматического письма), поэтический язык его вторгается на территории телесного страдания и обездоленности. Поэтическое творчество для Арто неотделимо от утраты и забвения: творя новые образы, поэт тем самым их уничтожает, и это придает им особенную живость и горечь.

В 1946 году, представляя свои труды англоязычным читателям, Арто написал письмо Питеру Уотсону, редактору отдела искусства бостонского журнала «Горизонт». В этом письме – в «Горизонте» так и не опубликованном – он, оглядываясь назад, так описывает свою поэзию сюрреалистического периода:

Моим литературным дебютом стали книги о том, что я ничего не способен написать: когда хочу что-то выразить, собственная мысль оказывается мне недоступна. У меня никогда не было идей – и именно этому глубокому, тотальному, неотделимому от меня самого отсутствию идей и посвящены эти две книжечки, по 70 страниц каждая. Названия их – «Пуп Лимба» и «Нервометр»[27].

К 1946 году Арто освободился от потребности излагать свои мысли в стихах. Теперь его занимали тело и яростные жесты, и он писал: «Идеи – это пустоты тела»[28].

«Пуп Лимба» вышел в июле 1925 года, через три месяца после третьего номера «Сюрреалистической революции». Изначальное название книги было «Страсть к опиуму, или Дерьмовость общественного сознания», однако для публикации в Изданиях «Нового французского обозрения» (издательство при журнале, где появились письма к Ривьеру) это название было изменено. Книга вышла относительно большим тиражом – 800 экземпляров. В ней имелся портрет Арто работы Андре Массона, а один из текстов представлял собой поэтическую интерпретацию одной из картин Массона. Основное содержание книги – поэзия: расколотая, фрагментарная – именно такая, о которой писал Арто Ривьеру. Стихи Арто мечутся между двумя темами: невыносимой нервной болью и неспособностью говорить:

Руки и ноги пылают, словно залиты кислотой.

Судороги – как будто мышцы режут на ленты. Кажется, что ты стеклянный и вот-вот разобьешься. Страх, отказ от движений – и шум. Бессознательный беспорядок в походке, движениях, жестах. Воля, натягивающая до предела даже самые простые жесты.

Больше не нужны простые жесты.

Усталость страшная, бьющая наотмашь, усталость, от которой тяжело даже дышать…[29]

«Пуп Лимба» – собрание разнородных материалов: здесь Арто начинает практику, которой останется верен всю жизнь, в том числе и в своих театральных манифестах. Помимо стихов, в книгу включены отрывки из писем, а также сценарий «Кровяной фонтан», в котором алогичный набор жестокостей предвосхищает собой фатализм и зачарованность мировой катастрофой в позднейшем театре Арто. «Небеса сошли с ума», – пишет он[30].

Работу над поэзией, выходящей за свои пределы и выплескивающейся в прозу, продолжил Арто и в следующем своем небольшом сборнике «Нервометр», опубликованном всего через неделю после «Пупа Лимба». Для этой книги Арто переписал несколько своих писем к Женике Атанасиу, превратив их в рассказ от первого лица о болезненном и жестоком конце любви. Разрывы и провалы в поэтическом языке, о которых столько говорил Арто, в этой книге воплотились буквально – осколки стихов, разделенные белыми страницами. Сюда же включен манифест «Вся литература – дерьмо свинячье», по своей грубости и оскорбительности подобный открытым письмам, опубликованным в «Сюрреалистической революции». Арто отрицает всякую литературу и провозглашает движение к свирепому безмолвию – безмолвию громче и выразительнее всяких слов. Это «свирепое безмолвие» он будет исследовать – текстами, криками, образами – до конца жизни.