– Харо, по твоему городу шатается чересчур много субъектов вроде этого, а ты до сих пор ни черта не сделал.

Боже, до чего глупо она рассуждает!

– Милая Карен, управление государством – это дело, в котором ты ничегошеньки не смыслишь. – Губернатор усмехнулся. – Всегда есть некоторый процент правонарушителей… А Мехтобий Гусл – часть этого процента. Живое свидетельство… – Он чуть не добавил по привычке: «гуманности нашей социальной системы», но вовремя спохватился. – Живое свидетельство того, к чему приводит пьяное зачатие, его родители – хронические алкоголики в третьем поколении. Вот так-то! Не хочешь выпить ликилы? Бутылки целы, и бокалы тоже. Пойдем!

Ему не нравилось выражение ее лица – слишком уж смахивает на иронию… Скорее всего это от нервов. Чтобы так швырнуть тяжелую тарелку, надо не просто испугаться, а впасть в панику! Он, Харо Костангериос, единственный из всех не утратил самообладания, и Карен должна это оценить. Не обращая внимания на остальных, он налил ей и себе ликилы. Сделал несколько глотков, смакуя вино, оглядел пребывающих в замешательстве гостей. Не исключено, что Мехтобий появился здесь не случайно; это вполне мог подстроить тот, кто играет против губернатора… Он завтра же проведет служебное расследование и накроет мерзавца.


– Нор, я законченное ничтожество, – не глядя на брата, прошептала Илси.

– Да ничего подобного, – буркнул Норберт. – Успокойся.

– Я просто оцепенела, хотя передо мной лежал нож, а я о нем даже не подумала… Так противно быть беззащитной!

– Илси, деточка, ты и должна быть беззащитной! – проворковала тетка – она стояла в нескольких шагах от них, бледная, в испачканном платье, и механически обмахивалась салфеткой. – Ты ведь девушка, а не парень. Очень хорошо, что ты беззащитная!

– Нор, пойдем отсюда? – слабым голосом попросила сестра.

– Пошли.

Они обогнули стол, и тут Илси замерла, увидав возле двери громадную алую лужу, перекрывающую выход. Ее глаза расширились.

– Я не могу на это наступить…

Норберт молча подхватил ее на руки, прошел по луже, пересек зал, мельком оглянувшись на цепочку своих кровавых следов – тут его опять затошнило, и он ускорил шаги. Подошвы липли к полу. Никто из понурых охранников не пытался остановить детей губернатора. Снаружи совсем стемнело, вдоль аллеи сияли фонари – грозди шаров на тонких стержнях, которые тоже слабо светились.

– Отвезти тебя домой?

– Да… У тебя есть машина?

– Арендованная.

До выхода из парка он донес ее на руках – сестра весила даже меньше, чем он думал. У ворот стояли два фургона с включенными мигалками и «Скорая помощь», в небе висел полицейский магнитоплан. Кто-то направил на Норберта с Илси слепящий белый луч, но, узнав, не стал задавать вопросов. Отыскав среди скопища автомобилей свой «Хезнар», Норберт распахнул дверцу.

– Забирайся.

– Спасибо. – Она попыталась улыбнуться.

Когда парк и пульсирующие огни исчезли за поворотом, Норберт посоветовал:

– Расслабься. Отец в одном прав – все обошлось. Я вот не переживаю, хотя потерял больше всех.

– Почему? – удивилась Илси.

– Рассчитывал, что наемся на сутки вперед, а теперь ни черта в желудке не осталось.

– Тебе нечего есть? Я не знала… Зря ты раньше не сказал. Я могу давать тебе продукты из нашего холодильника.

– Влетит.

– Не влетит. Скажу, что я сама все это съела.

Сокьянский парк находился неподалеку от губернаторской резиденции, на дорогу ушло около пяти минут.

– Подожди здесь, – шепнула Илси в вестибюле.

На серовато-зеленом, с разводами, полированном камне блестели неподвижные блики; залитый ярким светом плафонов вестибюль походил на внутренность тщательно сработанной нефритовой шкатулки. Засунув руки в карманы, Норберт прислонился к прохладной круглой колонне.