– Черт знает что, Нор! Во-первых, отменили льготы по налогообложению для целой кучи предприятий, в том числе для охранно-сыскных, во-вторых, налог с оборота повысили с семидесяти процентов до восьмидесяти пяти! Я-то думала, что мы выкрутились, а теперь еще доплачивать придется… Это сделал твой папа, сегодня, особым указом. А людям, которые пострадали от наводнения, до сих пор не выдали компенсацию, только все обещают и обещают… Ох, что творится… – Нахмурившись, она надела кобуру и добавила, почти со слезами в голосе: – Мы хотим заниматься честным бизнесом, а нам не дают! Ладно, Нор, езжай. Ты купил ей подарок?
На подарок у него не было денег, пришлось ограничиться шоколадкой. Он оставил машину у ворот Сокьянского парка и по вымощенной розовой плиткой аллее направился к Императорскому Павильону, белевшему на холме за деревьями. И стены павильона, и купол, и колонны – все было сплошь покрыто прихотливыми рельефными узорами. Нерукотворная работа – мраморную поверхность превратили в кружево специально запрограммированные автоматы. Окна ярко светились. У входа дежурил музейный работник. Норберт поздоровался с ним, тот хмуро кивнул в ответ. Для сотрудников чантеомских музеев каждое нашествие губернатора с гостями равнялось стихийному бедствию.
Накрытые столы стояли в Круглом зале, обманчиво просторном из-за стрельчатых окон, соединявших его с соседними помещениями. Сверкала драгоценная старинная посуда, переливались инкрустации на спинках знаменитых императорских кресел, на потолке пульсировали в свете скрытых лазеров серебряные арабески. Народу собралось много – одни взрослые, приближенные отца. Ровесников Илси не было. Пожилой мужчина в музейной униформе, примостившийся на стуле в дальнем углу, смотрел на это столпотворение с выражением тихого ужаса. Илси бродила среди гостей с непривычно независимым видом. Когда вошел Норберт, ее миниатюрное треугольное личико озарилось радостной улыбкой.
– Нор, как здорово, что ты приехал! Карен тоже здесь.
– Это тебе. – Он протянул шоколадку.
– Спасибо.
– Потратился на подарок для сестры, ничего не скажешь, молодец! – криво усмехнулась Лионелла, выглянув из ближайшего стрельчатого окошка. – Раскошелился!
«Когда-нибудь я тетку пришибу», – подумал Норберт. Он знал, что ему вряд ли представится случай это сделать, но помечтать было так приятно! Тетка с детства была для него ходячим воплощением зла – не абстрактного, а вполне реального, того самого, которое исподволь делает людей больными и несчастными, порождает ссоры, нервные срывы и самоубийства. Лионеллу и ей подобных надо держать за решеткой, наравне с уголовниками. Норберт был твердо в этом убежден, хоть и сознавал, что, попробуй он отстоять эту идею в споре, его сочтут чокнутым.
– Карен, иди сюда! – повернувшись в сторону, позвала Илси. – Это мой брат!
Лионелла исчезла из поля зрения, а за секунду до этого ее лицо стало испуганным и кислым – как мгновенно свернувшееся молоко.
– Вы – Норберт? Очень приятно. – Голос у Карен был низкий, мелодичный.
– Взаимно.
Он с любопытством ее рассматривал: правильный овал лица, немодно короткие рыжевато-каштановые волосы, крепкая загорелая шея, красивая грудь. На ней было облегающее черное платье с вырезом почти до пояса и длинными пышными рукавами – на Валене таких не носят.
– Карен – археолог с Шелконы, – представила Илси.
Ну, тогда ясно: она причесана и одета по моде своего мира. Подошел отец, его губы кривила ироническая усмешка.
– Надеюсь, отпрыск, в этот раз ты не притащил с собой ничего смертоубийственного?
– Не притащил. – Норберт с трудом отвел взгляд от выреза.