Ширяев уже хотел отпустить пошлую фразу, типа «давайте мы без палочки обойдемся, у меня есть инструмент получше», но девочка уже шла к нему, подняв с мата боккен.

Несмотря на все старания местечкового мачо, Маша не рассердилась и даже не завелась. И на татами вышла не для того, чтобы его умыть. Когда она надевала кейкоги и завязывала черный пояс, то становилась другим человеком: не вспыльчивым и горячим, как в обычной жизни, а хладнокровным и спокойным, каким должен быть настоящий айкидока. Честно говоря, она даже не была уверена, что сделает все так же красиво и профессионально, как обычно. Просто хотелось понять, сможет ли она тут заниматься. Выпендрежник Ширяев сам ее позвал, так почему не размяться?

Ширяев посмотрел недоуменно и повернулся к ребятам. Это как понимать?

В одно мгновение Маша достала его боккеном.

– Передумал?

Ширяев отскочил.

– Ты чего, малая, опупела, что ли?

И замахнулся оружием. Маша отбила удар и стала наступать. Минуту на роже еще гуляла улыбка, но скорее по привычке. Потом улыбка исчезла. Ее обладатель, несколько раз получив боккеном по ногам и животу, наконец понял, что все по-настоящему, и разозлился. Когда противник начинает сердиться, он проигрывает. Позорить парня Маша не собиралась, поэтому отскочила и положила меч. Может, без него у Ширяева получится лучше?

Она пошла прямо на него. Он кинулся навстречу и тут же полетел на татами.

– Диман, смотри не расшибись! – крикнул кто-то.

Парень рассвирепел окончательно, и это решило исход боя. Маша неплохо владела атэми, поэтому могла не просто быстро и жестко ударить, а сместиться при этом с места атаки и обезопасить себя. Как ни старался Ширяев ее достать, ничего не вышло. Наконец коронным тычковым ударом она в очередной раз отправила парня валяться и сошла с татами.

Ребята расступились. Она подошла к скамейке и сунула ноги в кроссовки. Когда куда-то заходишь, сразу реши, как будешь выходить. Обувь она поставила носами к выходу. Надела и, не оглядываясь, вышла за дверь.

Нет, пожалуй, здесь ей заниматься не придется. Куда же податься?

Телефонный звонок застал ее стоящей на крыльце в тяжком раздумье о своем будущем.

– Это вы были сейчас у меня на занятии?

– Да.

– Тогда не убегай далеко. Я к тебе спущусь.

Тренеру было уже за пятьдесят. Лысоватый, пузатенький и довольно невзрачный мужичонка. Таким он казался со стороны. Но Маша уже знала, что этот мужичонка – обладатель недостижимого для нее шестого дана, поэтому, когда он вышел к ней, заробела и неловко поклонилась.

– Михаил Юрьевич, рада познакомиться.

Тренер кивнул, не удивившись, что ей известно его имя.

– Эта группа тебе не подходит. Полицейские. Им «айкикай» нужен только в прикладном смысле.

Полицейские? Значит, наглая рожа Ширяев – мент? Представитель той самой силы, которая, как сказал поэт, «меня бережет»? Куда мы катимся?

– Я занимаюсь еще с одной группой. Там четыре человека всего. Два – третьих, один – четвертый, один – пятый. Пойдешь?

Четвертый и пятый даны? Ого! Маша заробела еще больше. Михаил Юрьевич это заметил.

– Я видел, как ты работаешь. Потенциал есть. Тебе нужны партнеры сильнее тебя. Так что?

– А сколько стоит занятие? – спросила Маша и покраснела.

Если очень дорого, то ей, скорей всего, пока не по карману.

– С этими я занимаюсь от клуба, поэтому денег не потребуется, – спокойно ответил тренер.

Бесплатно? Нет, положительно, на свете есть Бог. И он ее любит!

День рождения директора, который Маша с любопытством ждала и боялась одновременно, принес ей новые открытия и новое имя.

Оказалось, что поздравить именинника явилось человек сорок. Некоторые из гостей были весьма колоритными персонажами. Особенно ее впечатлил дядя Льва Моисеевича, ортодоксальный еврей с пейсами и в диковинном пиджаке, называемом, как выяснилось, лапсердаком. Не менее живописно смотрелась группа из трех сестер хозяйки дома, вместе с которыми пришли их мужья, дети и внуки. Центром этой большой кучи был маленький мальчик, которого все звали Абрамчик. Маша так и не поняла, кому этот белокурый ангел приходится сыном. Все хлопотали вокруг него так, словно именно он был пупом земли. Машу мальчик выделил из толпы сразу, уставился огромными шоколадными глазищами и вдруг заявил: