Аргумент опирается на идею плотоядности как выражения аморальности, которая является естественной и неизбежной чертой межвидовых отношений. Ницше представляет, как хищные птицы говорят: «Мы вовсе не злы на них, этих добрых ягнят, мы их даже любим: что может быть вкуснее нежного ягненка»[153]. Что бы там ни казалось ягнятам, для плотоядного животного есть их – это вопрос не этики, а исключительно вкуса. Ницше, следовательно, доказывает, что, если бы подобный водораздел был установлен между двумя видами людей, Сверхлюдьми и стадными животными, их поддерживающими, отношения между видами также полностью определялись бы вкусами высшего вида. Ницше не говорит, стали бы Сверхлюди пировать, поедая подчиненных им людей, однако невозможно представить, чтобы у него нашлись какие-либо возражения против этой практики, разве что гастрономические.

Аналогия Ницше опирается на посылку, будто закономерности межвидовых отношений бесспорны и что читателю будет проще вообразить себя поедающим другие виды, чем поедаемым ими. Ответ хищников ягненку – это, соответственно, еще и ответ плотоядных читателей, которые тоже любят ягнятину ровно в той мере, что и ягнят. Но, читая как лузеры, мы можем отождествить себя скорее уж с человеком, чем со Сверхчеловеком, с животным, а не с человеком, наконец, со стадным животным, чем с хищником. Закономерность межвидового отношения, описываемая Ницше, бьет напрямую по нам, представляясь ужасной. Ведь это нас могут съесть.

Последовательно думать о человеке с точки зрения недочеловека – трудная задача, однако в чтении с позиции лузера мы отказались от идеи стать чем-то большим человека и думаем лишь о том, как стать чем-то меньшим. Ницше сам отождествил становление недочеловеком с эгалитарными проектами демократии и социализма:

Общее вырождение человека, вплоть до того «человека будущего», в котором бестолковые и пустоголовые социалисты видят свой идеал – вырождение и измельчание человека до совершенного стадного животного (или, как они говорят, до человека «свободного общества»), превращение человека в карликовое животное с равными правами и притязаниями возможно, в этом нет сомнения!

Эта перспектива ужасает Ницше: «Кто однажды продумал до конца эту возможность, знает одной мерзостью больше, чем остальные люди…»[154]. Даже те, кто считает, что Ницше представил абсурдную карикатуру на социалистический проект, вероятно, согласились бы с тем, что сведение человека к недочеловеческому уровню – и правда отвратительная цель. Но если мы читаем как лузеры, мы, возможно, будем думать иначе. И если превращение человека в Сверхчеловека будет наполнять нас ужасом, дегуманизация человека, превращающая его в стадное животное, поразит нас, представившись предложением долгожданной передышки от жестокого хищника и открытием новых возможностей недочеловеческой общительности. И хотя недочеловек, как и филистер, вряд ли кажется многообещающим основанием для последовательного антиницшеанства, это не просто гипотетическая противо-ницшеанская позиция, порожденная извращенной стратегией чтения: недочеловек и филистер – это на самом деле не две формы Анти-Ницше, а одна.

Проект Ницше – это переоценка всех ценностей. В нем два этапа: первый нигилистический и второй экологический. Ницше сам говорит, что «до сих пор был нигилистом», и хотя, по его словам, он принял это только в конце 1880-х годов, идея ему определенно нравилась, поскольку потом он провозгласил себя «первым совершенным нигилистом Европы»