Детей Эрихи решили больше не заводить – хватало Кати. Они были из тех, кто надеялся скоро вернуться, поэтому не стали придумывать родов в Аргентине с последующей репатриацией или покупать гражданства других стран. Изредка Эрихи прилетали в Россию, проведать родителей и некоторых друзей – так Катя несколько раз даже видела настоящий российский снег и каталась на лыжах, ела бабушкины пироги, ходила с дедом на подлёдную рыбалку. Примерно на пятый год такой жизни семья уже готова была вернуться, повзрослев и смирившись, но закрепившаяся привычка к постоянному океану, солнцу, обилию фруктов и морепродуктов дала о себе знать…

Школу Катя окончила удалённо, но иногда посещала и обычные классы, когда родителям удавалось её пристроить. С детства она научилась воспринимать всё как временное: соседи, друзья, вид за окном – ни к чему нельзя было привязываться слишком, полюбить так, чтобы скучать. Нельзя было.

Профессиональным навыкам её обучили родители – уже с десяти лет она могла заработать сама. Заказы находила на биржах айти-фриланса, а, накопив достаточный опыт, с четырнадцати прошла по конкурсу в корпорацию, к двадцати одному скопила на небольшой участок земли возле моря и построила домик. Она подумывала и дальше действовать по той же схеме: работать удалённо, копить на землю, строить домики, заселять, сдавать продавать, заняться туризмом, открыть бар… – в общем, тихонько жить тёплой океанической жизнью. Но случилась любовь, потом ещё одна и ещё, – и все такие едкие, счастливые, но трагичные. Катя будто искала в них материк твердости и постоянства, которого так недоставало.

Вспомогательные мыслительны операционные системы появились в жизни Эрихов в 2029. Они начали со второго поколения устройств производства американской компании. Для вживления чипов пришлось приехать из Южной Америки в Калифорнию, где, как они полагали, сделать это можно было наиболее безопасно, к тому же хотелось навестить русских друзей в Долине. Катя получила свой имплант только через три года, когда их разрешили ставить несовершеннолетним с согласия родителей. А в начале сороковых семейство обновляло российские заграничные паспорта, и им пришлось сменить и чипы, – к тому времени документация целиком перешла в электронный вид, а принадлежность к государству начала уже официально определяться в том числе принадлежностью к цифровой экосистеме. Переход стал для них некой безвозвратной точкой, поскольку они более не имели возможности продолжать работать на западные компании, но им была доступна работа в зоне БРИКС, что их вполне устраивало, хоть и требовало ментальной перестройки. Полная адаптация к смене интерфейса заняла несколько месяцев, после которых они почти забыли о прежних привычках и приспособились к новым. Последние годы они как-то особенно остро стали ощущать тоску по родине: то ли возраст давал знать о себе и земля начинала тянуть, то ли устройства как-то воздействовали. Старише Эрихи присматривали что-то подходящее в России: думали, изучали, приценивались, смирялись с мыслью для начала находиться там хотя бы летом.

На Американском континенте становилось всё неспокойнее, а в Азии чувствовалась чуждость. Маленькие азиатские государства всеми силами старались сохранить свою независимость между Китайской и Индийской махинами, приступившими к разделу региона, поэтому законы местных экономик сделались более протекционистскими, а национально-воспрявшее население, улыбающееся ранее всякому иностранцу с пачкой купюр, сошлось в ветрах, что “пора” извлечь разницу между туристам-кормильцем и поселенцем-конкурентом. Тихой поступью тень хищника ложилась на множественные отстроенные отели, дома и заводы, принадлежавшие иностранцам, а также на отдельную “белорукую” сферу услуг фарангов, мешавшую деньгам кочевников и туристов падать в местные карманы. Власти эти настроения хорошо чувствовали и неявно способствовали назревшей экспроприации по-буддистки бескровно-жестокой. “Пхукет наш” и ежеподобное звучало теперь не то что нелепо, а опасно. Аналогичные процессы происходили и в Океании, где в зарубу вступала ещё и Австралия, усиленная с фланга новым мандатом Еврейского государства. На территориях старого скульпторы в чёрно-зелёном увековечили себя, отлив из песка невиданной величины стеклянную скульптуру, формам которой мог бы позавидовать любой художник, – плотный стук уранового кулака по пустынной скатерти Ближневосточного стола поставил жирные тучку с запятой в семитысячелетней истории полуострова.