Тишина продолжилась.

“Не по инструкции, Фёдор. Он-то накуролесил уже, нам теперь разгебать и отчитываться, – ты ещё куда? Вместо одного двух потеряем – вон Гена что говорит!” – старшим в этот день дежурил бывалый капитан Сироткин Семён Васильевич. Василич резонно рассудил так: “Понимаешь, Фёдор, он туда сам ушёл, – его никто не отправлял. Он, прости Господи, – дурень – правила безопасности нарушил и знал об этом – из журнала документации видно, что знал! Он живой у нас лежит, по крайней мере, тело живое. Двух часов ещё не прошло – тревогу рано объявлять. Система ни ошибок, ни предупреждений пока больше не выслала – только, как он подключился, были. Значит, он либо сразу схлопотал, и теперь уже всё, либо проблем у него там нет. Но, надо признать, что два часа без связи, доступа, вызывают у меня беспокойство не меньше твоего, Федь… Но всё же. Любомир в крио и неделями зависать мог, правда, со связью, с отчетностью. Но он опытный. Думаю, не пропал он там… Давай дождёмся, что Гена нам сможет сделать до ночи, а, может, Любомир сам выйдет уже к этому времени. Если до утра ничего, то ещё к обеду ждём, а дальше пишем рапорт по ситуации и действуем согласно инструкциям. Ясно? Согласен? Все согласны?” – реакции были ясны, все продолжили работу.

К утру Гена выдал: “Я спать, в обед разбудите. Вообще, есть одно стопроцентное решение, как узнать что с ним, и директивно его оттуда вытащить. Если есть ещё, кого вытаскивать, конечно. Но у нас доступа нет. Даже у самой системы нет”. “А у кого имеется, гм?” – из слипшегося за ночь горла схрипел Василич. “Хах, тут дело такое, что технически у каждого, надо только протокол переписать, а для этого нужен пятьдесят один процент голосов всех участников сети, ну-и-и-и-известная надбавка сверху, без которой эти проценты не считаются…!” – на это заявление Гены Мылова улыбнулся даже Федя, другие и хохотнули. “Ты имеешь в виду, что закон переписать надо, чтобы его вытащить?” – ухмыляясь, добавил, Василич. “Ну да. Только гарантии, что он будет живой или в своём уме, все равно никакой. Но технически – мы его вытащим!..” – Мылов, не скрывая, остался доволен собой, ожидая развития. “Вытащим!… Да кто нам даст закон переписать? Ради Версальского? Ты не перепутал ничего, Ген?” – Василич явно входил в кураж, представляя, как бы он отправил наверх подобного рода сообщение с вложенным в него предложением.

Но тут снова по-юношески встрял Федя: “Семён Василич, давайте я рапорт составлю, а?” Василич тяжело вздохнул, постучал пальцами по столу и, помолчав с минуту, ответил: “Я напишу, Фёдор. Останься, будешь помогать. Гена, высвети нам нужные пункты и можешь идти, я вызову тебя. Остальные, – спасибо, свободны, дежурство на сегодня закончилось, вот, уже сменщики пришли. Здравствуйте, коллеги, мы с Фёдором останемся, у нас тут нештатная, ознакомьтесь, пожалуйста”.


VI

Любомир провёл бессонную ночь в разветвлённой озабоченности от параллельных мыслей по поводу немедленного возвращения, поиска смыслов, разрешающих продолжение путешествия, а также анализа обусловленности такой дихотомии: “Понятно, если вернусь сейчас, никогда больше не познаю этот опыт, потому что сам же и заделаю дыру. Если не исправлю уязвимость сам – сделают другие. Но кто знает, исправят ли… А если оставят зазорчик? Что тогда… Нет, этого допускать нельзя… Самое правильное – вернуться. Но тогда я не узнаю, что здесь! Разве не принесу я большую пользу, познав это, чем… Если просто вернусь с пустыми руками и закопаю открытие? И никто не узнает… Ничего… Предположим, эта ветвь относительно ясна… Если только не задаваться вопросом: а правильно ли, что они не узнают? И почему, собственно, я думаю, что лучше им не знать… А если, предположить, что вернее им узнать… То, во-первых, что узнать? А, во-вторых, что тогда мне дальше делать? Что делать-то? Как исследовать? Что именно? То – не знаю что? И каким методом? Пожелания? И зачем? То есть, если для них, то в чём их цель? Полезная… Только исследовать? Понять что-то? Получить опыт? Польза. Польза. Польза? Хорошая польза… В чём она, вообще, заключается? Для кого как… Н-да… Кажись, тут мыслительный тупик, согласно которому лучшую пользу я принесу, когда устраню эту ошибку, чтобы никто больше ей не воспользовался…”