– Что ты, свет-княгинюшка, пригорюнилась? Иль князя своего вспомнила?

– Вспомнила, – не стала лукавить Ингигерда. – Грустно мне думать о том, где он и как.

Старуха нахмурила густые брови:

– По всем селам течет сейчас черной рекой печаль. Ушли вместе с князем многие мужья, братья и сыновья. Ушли на бой с варварами-кочевниками. Где они там, в глухой дальней стороне, нашли смерть свою, где кровь свою пролили, не ведомо, поскольку нет нам ни весточки, ни слуха от них…

Княгиня не позволила ей дальше продолжать и остановила няньку, воскликнув:

– Ой, что же ты, старая, беду окаянную кличешь!

– Не скажу больше ни слова, княгинюшка, – перекрестилась старая мамка. – Я не о твоём князе сейчас говорила. Наш великий князь Ярослав бесстрашный воин и ни в какой беде не потеряется. Не сомневайся, вернется скоро. Я толкую о других мужиках, его дружинниках. А на нашего князя я сейчас оберег начитаю.

И старуха принялась шептать себе под нос:

– Обойди, беда, порог наш, повисни на хвосте черной кошки!

И так три раза. Опять запели девушки, до этого прислушивавшиеся к их разговору, и принялись они в тихой песне величать княгиню, весело притоптывая о половицы, и посветлело на сердце у Ингигерды.

Вот уже пятнадцать дней прошло, как дочка родилась, о чем она на следующий день послала гонца к супругу, но тот пока не вернулся с известием, когда князя домой ждать.

Сегодняшней ночью Ингигерда по привычке вновь нашла на небе среди звезд ковш с ручкой, по которому определила, что наступила полночь. На Руси его называли «Конь на приколе», поскольку русы увидели в его звездах пасущегося коня, привязанного верёвкой к колышку.

Она нашла среди них самую большую и яркую Прикол – звезду, заметив на горизонте розовое облако. А может, с ней сыграло шутку воображение? Конечно, это было не предвестие, а лишь надежда на зарю, которая через несколько часов всё же вспыхнет после этой жгучей тьмы.

Ей почему-то не спалось. Малышка вела себя беспокойно, ворочала головкой по подушке, постанывала во сне.

Княгиня подошла к дочке и потрогала лобик. Не горячий. Наверное, сны плохие снятся. Она ее перекрестила, прочитав молитву, и снова встала у окна. К утру разгулялся за стенами ветер. И вдруг услышала в отдалении какой-то непонятный раскат, но не грома. Этот легкий гул появился где-то вдали и замер. Сердце Ингигерды сначала ёкнуло, а потом сжалось.

– Ярослав? – отозвалось в его глубине, а потом, словно дятел, застучало в висках.

Она прислушалась, злясь на ветер, который, ударяясь в окна, создавал звуки, мешающие ей определить, что же происходит там, где глаза её не видят.

И снова до ее напряженного слуха донеслось какое-то громкое движение, напоминавшее отдаленный лязг. Он приближался.

– Да, это мой князь, – уже твердо сказала себе Ингигерда, почувствовав босыми ногами холод, хотя и стояла на медвежьей шкуре.

Позвала Любаву и приказала ей себя одеть в праздничную одежду, заплести и уложить на голове русые косы. Опять прислушалась.

Княжеские палаты, еще совсем недавно погруженные в полную темноту и немоту, наполнились жизнью. Все готовились встречать своего князя с дружиной.

– Вот и дождались, княгиня! – прошептала Любава, становясь с ней рядом возле окна и вглядываясь в его посеревшую даль.

– Позаботься, чтобы детей не разбудили! – сказала Ингигерда Любаве, которая тотчас выбежала, чтобы передать повеление княгини.

Свет факелов, ржание и фырканье лошадей, звон оружия… Войско Ярослава было уже близко.

Но княгиня, хорошо зная своего мужа, не могла до конца расчислить, когда он появится перед ней. Даже несмотря на то, что быстрота Ярослава была невероятной, что признавали все – и друзья, и враги. Быстротой он побеждал и покорял, заставлял себя любить и ненавидеть.